Край моего ножа

Край моего ножа

Превращение в вампира и так плохо сказывается на характере, а если сверху заполировать пятьюдесятью годами заключения в клетке, получится вампир-псих. 
Если вампира-психа в клетке заодно морить голодом и пытать, из психа он быстро станет психопатом. 
Добавьте по вкусу тестирование на нем химических веществ, опыты с регенерацией, эксперименты над кровью, а потом посадите напротив его клетки девушку. 

Если все сделать правильно, вы получите знойного красавца с британским акцентом без чувства страха, тормозов и принципов. У него будет привычка к боли, аскетизм в питании, желание вас убить и абсолютно разрушенная психика. Он полюбит некоторые извращенные вещи - из тех, что вы с ним делали. И наверняка не забудет ту девушку, что вы сажали напротив. 
Поразмыслив, вы наверняка решите, что подобного маньяка не стоит выпускать на свободу. Боюсь, его не будет волновать ваше мнение, особенно если учесть, что оно содержится в тишине и покое вашей головы, валяющейся на расстоянии пары метров от туловища. 

Звать его будут Энзо.

 

***

Кончик тонкого ножа уперся в смуглую кожу. Энзо надавил на него ровно настолько, чтобы укол уже был болезненным, но крови еще не было. Провел по предплечью, оставляя белый след. Широко распахнутые глаза девушки не отрывались от узкой полоски стали. Дыхание ее участилось, сердце билось сильно и неровно. Рука ее напряглась, и вены выступили над поверхностью кожи. Нож словно споткнулся о них и впервые рассек кожу. Девушка ахнула.

Энзо не в первый раз восхитился тем, как схожи сексуальное возбуждение и страх. Он не мог отличить сейчас, нравится Мэй путешествие лезвия по ее коже или нет. Такая неуверенность привлекала его – всегда можно представить себе, что случайная жертва наслаждается его играми с ножом. Или что опытная любовница страшится скрытой в клинке острой смерти.

Кровь выступила ниткой алых бусин на неглубокой царапине. Свернувшийся внутри Энзо неутолимый голод поднял голову и принюхался. Аромат крови был слишком тонок, только его острое обоняние улавливало обещание будущего пира. Запах так и оставался едва различимым, не усиливался, и зверь в Энзо снова положил голову на лапы и уснул. 

Бодрствовало сейчас совсем другое желание. Желтоглазый ягуар смотрел из глаз вампира на смуглую девушку, растянутую на цепях в подземной пещере. Когда-то в ней прятались оборотни во время полнолуния, скучала в заточении Кэтрин, спасались от древнейших вампиров доппельгангеры, но сейчас про нее как будто все забыли, и Энзо не стеснялся использовать это место для своих нужд. 

Девушка обнажена, руки раскинуты в стороны и закованы в грубые наручники, достаточно прочные, чтобы удержать даже гибрида. Крутые бедра и тяжелая грудь, ворох густых кудряшек, миндалевидные глаза, сейчас так широко раскрытые, что девушка кажется героиней аниме, стройные мускулистые голени – все тело напряжено, натянуто, она даже стоит на цыпочках, потому что Энзо приковал ее чуть выше, чем нужно. Но ей нравится. Не может не нравиться – ведь он внушил ей это.

Зверь похоти внутри него напряжен так же, как девушка – каждая мышца дрожит до боли, нервы натянуты и реагируют на каждый звук звоном. Но вот снаружи Энзо расслаблен. Даже слишком – ни намека на эрекцию. Ему нужно кое-что посильнее, чем обнаженная красотка. Даже если она… 

Энзо закрывает глаза и делает вдох. Мэгги мертва, давно мертва. А эта – все, что от нее осталось, дочь ее дочери, неважная замена. Но хоть что-то. Он ненавидит ее за то, что она не Мэгги, но и не может отпустить, потому что она – последняя его надежда стать собой. Освободиться наконец из клетки. Потушить огонь.

При воспоминании об огне, Энзо вздрагивает. У него ушло много времени, чтобы снова перестать бояться огня и начать бояться того, чего действительно следовало в лабораториях общества Августина. Но и этот страх сменился привычкой к боли, к острым скальпелям, иглам, бесконечно льющейся крови.

Вырвавшись из рук экспериментаторов, Энзо встретился со всем, с чем мечтал - с теми, кто пытал его, только на этот раз власть была у него. С Деймоном, бросившем его (не думать об огне!). Но не нашел ту, что позволяла ему держаться еще столько лет после (не думать!)... Но он нашел кое-что другое. Ее семью. Ее состарившуюся дочь, совсем не похожую на Мэгги. И ее внучку.

Он смотрел на девушку, чья кожа была светлее, волосы короче, чьи губы улыбались иначе, но видел в ней совсем другую женщину. И эту, другую, он привел в свой подземный дворец. Туда, где уже кричали от страсти и боли другие. Но с ней должно было быть все иначе. Пока она не начала рассказывать, что ее зовут Мэй, у нее есть бойфренд, что мама будет по ней очень скучать, что он неплохой парень...

Тогда он внушил ей то, что внушал всем - страсть, покорность, послушание. Она не Мэгги, но можно попробовать...


 

***

Глаза Энзо пылают огнем пожара пятидесятилетней давности, но руки у него ледяные. Как и сталь его ножа, который он прислоняет плашмя к внутренней стороне бедра девушки. Она вздрагивает от холода клинка. Энзо смотрит ей прямо в глаза, пока рука ведет нож все ближе и ближе к тому месту, где смыкаются смуглые бедра. 

Мэй глубоко дышит, не отрываясь от глаз вампира. Она чуть-чуть сводит бедра, чтобы почувствовать его руку между ними. Кончик ножа касается ее нежной плоти между ног, и она замирает, не шевелясь. На губах Энзо расцветает улыбка. 

Пальцами он чувствует, как становится влажной ее кожа от смазки, стекающей изнутри. Мэй приподнимается на цыпочках, чтобы край его ножа не прикасался к ней, но больше никак не показывает страха перед жалящей остротой. 

Не отводя ножа, другой рукой Энзо проводит по груди красотки. Грудь такая большая, что его ладонь не может обхватить ее полностью, но ему это нравится. Жадными движениями он мнет упругую плоть, пропускает темный сосок между пальцами, чувствуя, как он твердеет от грубоватой ласки. Дыхание Мэй сбивается, и Энзо проделывает то же самое со второй смуглой тяжелой близняшкой, дожидаясь еще одного прерывистого вздоха. 

Жаркие бедра чуть раздвигаются, и Энзо пользуется случаем, чтобы достать нож, нагревшийся от них и влажный от сока ее желания. Удерживая натянутой нить взгляда между ними, он медленно облизывает лезвие. Пряный запах ударяет в ноздри, и желтоглазый ягуар страсти внутри него рвется вперед, чувствуя самку. Но разум Энзо не дает ему наброситься и подмять под себя такую желанную добычу. На звере его похоти железный ошейник.

Энзо проводит языком по лезвию, и из разреза капает густая темно-красная кровь. От этого зрелища зрачки Мэй расширяются, закрывая чернотой всю радужную оболочку. Его рот наполняется кровью, и он приникает к ее губам, заставляя отведать вампирской отравы. Он не уверен, что сумеет удержать себя в руках до конца – ни одна девушка еще не выжила после ночи с ним, а он не хочет потерять последнее напоминание о его Мэгги.

Кровавый поцелуй все длится и длится, Энзо не может оторваться от пухлых губ, игривого язычка, танцующего у него во рту. Мэй стонет, приникая к нему всем телом, насколько позволяют натянутые цепи. Энзо поглаживает ее по упругой попке, скользит ладонью по узкой спине, давит на затылок, не позволяя ей оторваться от его губ даже для того, чтобы вдохнуть. 

Столько раз он мечтал вот так целовать Мэгги! Недоступную далекую Мэгги, сидящую от него всего в двух-трех метрах. Ее теплый запах оставался в комнате еще долгие часы после того, как она уходила, и он сидел, закрыв глаза и представляя, что она рядом, просто молчит. Ее кожа на ощупь была такой же шелковой, как кожа этой ее наследницы, волосы были такими же непослушными, жар тела чувствовался издалека, а дыхание становилось частым и быстрым, когда он смотрел ей в глаза слишком долго.

Энзо наконец отрывается от сладко-соленого рта девушки. Губы ее измазаны в крови, волосы растрепаны, кожа пылает. Она тянется за ним, но он отступает к своему арсеналу, разложенному на сумке. Сейчас он хочет вот этот нож с коротким лезвием. Таким острым – он заново заточил его сегодня, хотя не резал ничего тверже женской кожи. Но ему требуется максимальная острота для того, что он хочет делать дальше. 

Девушка наблюдает за ним без страха, она зачарована и возбуждена, самое то, что нужно. В одно мгновение Энзо оказывается рядом с ней. Острые выступающие ключицы ждут, когда он прикоснется к ним самыми острыми вещами, что у него есть – сначала языком, очерчивая с силой выступающую косточку, потом ножом. Он делает легкий надрез у горла, потом симметричный ему над другой ключицей. Капли крови стекают из них, оставляя алые дорожки, прямо к пышной груди. 

Энзо любуется кровавым колье на шее Мэй. Смуглая кожа оттеняет красный цвет, а отблески свечей превращают капли в драгоценности. Но он никогда не видел таких красивых рубинов, как эти, живые. Но им чего-то не хватает…

Благоговейно он целует горячую кожу между грудями девушки, а потом вонзает клыки, завершая свое творение. Крови ему достается совсем немного, и голод-волк даже не пытается опередить вожделеющего зверя, который рычит и беснуется, не в состоянии сорвать ошейник. Энзо балансирует на тонкой грани между голодом и похотью, пока не проснулся ураган его жестокости. Еще рано.

Пальцы вампира путешествуют по разгоряченному телу Мэй. Вслед за ними приходит лезвие ножа. Там, где он прикоснулся к ореолу соска, расцветает полукруглый разрез. Там, где пальцы прочертили линию по плечу, нож рассек кожу чуть глубже. Там, где ладонь скользнула по упругости бедра, пролегли, одна за другой, четыре параллельные полосы, как будто ягуар у него внутри все-таки дотянулся в реальность и оставил след своих когтей. Два разреза на скулах – как инфернальный макияж. Длинная извилистая полоса от низа груди к середине бедра. Одна, как будто художнику надоела симметрия. 

Энзо становится жарко. Ему нравится это ощущение, непохожее на жар огня. Оно исходит изнутри, как будто его сердце все еще бьется. Оставив на несколько секунд исчерченное ножом ждущее его тело, он скидывает футболку. Ему нравится, что девушка, последние несколько минут затихшая, издает восхищенный вздох. 

Нож сменяет извилистый крис. Энзо нравится думать о нем, как о своем альтер-эго. Он так же ассиметрично-резок, не похож на других, красив, в конце концов. А главное – этот кинжал когда-то изготовили, чтобы убить его. Только его. Они вместе уже очень давно и они вместе будут пронзать эту женщину.


Полуобнаженный Энзо приближается к Мэй, держа в руке крис. Не будь она зачарована, это могло бы вызвать страх, но она давно изнывает от желания и теперь хочет только того, за чем, как ей кажется, он подходит. И она получит это. Но не только…

Энзо проводит языком от укуса в середине груди до горла, дразня себя паузой на бьющейся жилке на шее. Голод, похоть, жажда крови сливаются в нем в будоражащий коктейль, и он чувствует наконец, как возникает возбуждение. 

Зверь внутри него довольно рычит – сегодня ему достанется самка. И Энзо делает глубокий надрез на груди девушки, чтобы разбудить второго, голодного. Только когда они сцепятся, он сможет почувствовать, что живет по-настоящему. Девушка протестующе вскрикивает и хмурится. Энзо смотрит ей в глаза:

- Тебе не больно. Ты сама всегда хотела изрезать свою кожу. И сейчас ты мне очень благодарна за это. 

Девушка улыбается ему и облизывает губы. Она выгибает спину, стараясь принять как можно более соблазнительную позу, как бы неудобно это ни было с прикованными руками. Энзо ухмыляется половиной рта. Мэгги никогда так не делала. Ее любовь была тайной, едва заметной даже ей самой. Только он знал, что под ее скромностью и строгостью она горела от чувств к нему. А потом горел и он. И только кровь, кровь, кровь может залить этот пожар. Лучше всего – кровь ее потомка...

Но сначала он сделает то, что так давно мечтал. Он соединится с этой восхитительной женщиной, наконец-то сольется с ней полностью, пусть единственный раз, но даст ей почувствовать его любовь. Ту любовь, которой он научился рядом с ней. Острую, тонкую, холодную, рассекающую кожу любовь. 

Энзо обводит языком сосок девушки, засасывает его, аккуратно прикусывая, надавливает сильнее и исторгает из ее груди крик, прокусывая до крови. Второй сосок он сжимает и теребит, обводит по кругу большим пальцем, лижет его и снова трет темный твердый шарик. Крик переходит в стон, и мужчина удовлетворенно вздыхает. Он сжимает ее груди обеими руками, наслаждаясь их тяжестью, прислоняется голой грудью к ним и девушка трется об него.

Он встает перед ней на колени. Крис в его руке, кажется, извивается от желания прикоснуться к ее коже, и он не отказывает клинку в этом удовольствии. Тонкие красные полосы исчерчивают бедра, язык собирает капли крови, выступающие из порезов. Звери внутри Энзо отталкивают друг друга, стараясь получить свою порцию. Энзо щедр к ним – и к себе. Он раздвигает упругие бедра, стараясь добраться до самой их нежной части на внутренней стороне, блестящей от истекающей из лона женщины влаги. 

Концом кинжала Энзо аккуратно раздвигает налившиеся кровью лепестки Мэй, открывая взгляду сердцевину цветка, пульсирующую в такт биению ее сердца. Восхищенный его вздох сливается со вздохом девушки, когда лезвие все-таки ранит ее. Энзо пускает в ход пальцы, разыскивая среди складок нежный бугорок, нажатие на который исторгает стон из губ его пленницы. Энзо притрагивается к нему кончиком языка, потом острием кинжала. Снова кончиком языка и снова легкий укол. Девушка то стонет, то вскрикивает от удовольствия и боли попеременно. 

Пальцы Энзо скользят в темную влажную глубину ее влагалища. Она непристойно, безумно течет. Смазка хлюпает, когда он двигает пальцами внутри нее. Он добавляет третий палец, потом складывает ладонь лодочкой и ныряет в ее жаркую глубину, растягивая вход так, чтобы поместилась рука. Мэй привстает на цыпочки и снова опускается, помогая ему проникнуть внутрь. 

Осторожно, так, чтобы не поранить ее, Энзо проталкивает внутрь волнистое лезвие кинжала, обнимая его пальцами. Крис почти тупой, он не для того, чтобы пускать кровь. Он – для этого: Энзо высвобождает пальцы и убирает руку, оставляя клинок внутри. Плоть вокруг него пульсирует, то стараясь сомкнуться, то отпрянуть от краев. 

- Вот твои ножны! – шепчет Энзо. Эта цитата не для нее, это для его ножа. Девушка надета на его кинжал, он вошел в нее по рукоять, она боится пошевелиться. Лучшие ножны для его альтер-эго. Лучшее зрелище в мире. 

В этот момент зверь его похоти срывается с цепи, освобождается от ошейника и, оскалив зубы, кидается вперед. Глаза Энзо загораются желтым, член набухает, заполняясь кровью. Он выпрямляется, резко вытаскивает крис из влагалища Мэй, не заботясь о порезах, чтобы заменить его своим членом. Проклятая пряжка на джинсах не поддается, Энзо разрывает ремень, дергает ширинку, ломая молнию, и высвобождает член, тут же засовывая его в текущую вагину Мэй.

Ему приходится поддержать ее бедра, насаживая на себя, но она уже помогает ему, обхватывая ногами за пояс. Погружение в скользкую жаркую глубину ее лона ощущается как возвращение в рай. Энзо держит девушку за талию, то натягивая ее на свой член, то приподнимая, чтобы через мгновение вновь ворваться на всю длину. Мэй дергает цепи, выворачивая руки, стараясь помочь ему трахать ее глубже и чаще. Она откидывает голову и стонет в голос.

Кровоточащие порезы на ее теле пачкают ее кожу, и голодный волк внутри Энзо вцепляется в загривок ягуара, оттаскивая того от вожделенной плоти. Энзо – или его зверь – рычит и вбивается в женское тело, захлебывается этим рычанием и, наконец, не выдержав, вонзает клыки в дразнящую шею Мэй. Укус получается неровным, кровь брызжет из него и девушка заходится криком. 

Энзо не осознает себя, он всаживает член во влагалище Мэй, он всаживает зубы в ее артерию, он утробно рычит, присваивая ее тело себе, утоляя безумный, неостановимый голод плоти. Звери внутри него – ягуар и волк, сообща рвут женщину, получая каждый свое. 

В то мгновение, когда приходит темная волна оргазма, затмевая разум вампира, завешивая его взгляд пеленой, выключая его самоконтроль, вырывается вихрь его иной, самой страшной жажды. Кинжал валяется слишком далеко, но зачем вампиру еще какой-то клинок?

Ногти на руках Энзо вспарывают кожу на бедрах Мэй, клыками он разрывает ее горло, и одновременно с фонтаном крови, выплескивающемся из артерии, из члена Энзо извергается сперма, заполняя дергающееся в судорогах тело. Энзо стискивает зубы, вгоняя клыки в шею Мэй, вгоняя член до упора в нее.

А потом ураган стихает.