Красная Луна

красная луна

Там луна красная, цвета крови с молоком, а иногда, когда поворачивается одним боком, цвета королевского багрянца. Много лет назад луна была только цвета алых апельсинов, ужасно большая, просто огромная. Там, где случилась эта история.
В солнечном свете едва ли заметишь хоть что-то стоящее. В солнечном свете порой так просто заблудиться, и многие выбирают самый легкий и заманчивый, но далеко не самый верный путь.
В земле цветка то произошло. Карин называла эти острова землею цветка, и впринципе это было самое точное название для этого места. Когда она высадилась здесь с одним чемоданом, сестрой подруги, что навязалась за компанию и в переводчики, то едва не ослепла от яркого света солнца. Поскольку все было оплачено принимающей стороной, Карин решила получить как можно больше удовольствия от этого путешествия. Ручка, блокнот, живая душа рядом- что еще нужно творческой натуре. И Карин начала потихоньку делать наброски. Когда ей хотелось побыть одной, что было здесь достаточно трудно, черные очки выручали. Карин рисовала карикатуры, зарисовочки цветов и просто всякую приглянувшуюся вкусную мелочь. Нет, она не была художником, просто имела сильную склонность к этому. Промежутки между черканьем в блокноте заполнялись сном, сочинительством смешных дурацких переводов передач с местных телеканалов и бездельничаньем. На седьмой день ей все это осточертело, да так что вещи начались потихоньку укладываться обратно. Это началось утром, а к полудню ситуация кардинально изменилась.
 Ей представили кого-то. Головы поднимать не захотелось. Да еще эти дурацкие солнечные очки, от которых болела переносица. Имя прошуршало как шелк, и Карин его не запомнила. Очень ей это нужно, но из вежливости постояла чуть-чуть, слушая приятную чужеземную речь. В ладонь ее легла визитная карточка с нечитаемой вязью на том самом языке, от которого любой цивилизованный вроде нее немедленно впал бы в ступор.
-Эээ. Я не пойму.
-Не страшно.-сказали на это. Карин сняла спасительные очки, дабы разглядеть того, кто так настойчиво хотел с ней знакомства. Вопреки тому что она даже особо и не поздоровалась. “Холера!”-подосадовала Карин. Вид- не то чтобы…хотя по их меркам это просто что-то. Хотя по их меркам сама Карин это просто что-то потрясающее. Особенно ее рыжевато-русые волосы, что на солнце горели золотом, и при этом были натуральными. Зная об этом, Карин, помыв голову, спускалась на балкон второго этажа, сушить свои, верно, доставшиеся от благородных предков волосы, отмечая оборачивающиеся головы этих чрезвычайно милых и вежливых, но на ее взгляд довольно простеньких и ничуть не красивых приземистых людей.
Парень действительно интересен. Глаза слегка меланхоличны, да это скорее игра света. Просто они такие темные, что зрачок незаметно перетекает в агатовую радужку. Брови тонки, пара складочек в углах губ уже начерталась. “Капризуля.”-с уважением подумала Карин. Знала, что такие морщины появляются не от возраста, а от своенравия. Этот порок Карин уважала- у самой имелся. А потом и вовсе нежданная мысль к ней пришла:”Куколка конечно. Но темперамент должен быть взрывоопасным.” На этих неприличных в общем-то мыслях Карин остановилась. И вскоре они оба разбежались по своим делам, ни словом почти не перебросившись. Разве что она получила приглашение на завтрашнее вечернее чаепитие от этого, как бишь его…
******
Адрес ей прочитали и объяснили куда ступать, худо-бедно подходящее платье нашлось, но идти все равно не хотелось. Но если уж согласилась… Можно конечно позвонить, сказаться больной, покашлять в трубку, да сегодня мельком опять увиделись. Скорей всего народу в этих гостях будет ужасно много и ускользнуть удастся без труда. Если ее не поставят в центр внимания, что уж совсем невыносимо. Отчего-то в каждых гостях, среди десятка незнакомых людей на нее взирали с изумлением, иногда почти с завистью и ужасом пополам, особенно если какая-нибудь случайная знакомая мигом упоминала кроме прочих заслуг и об аристократических предках Карин, о чем та предпочла бы на подобных сборищах просто умолчать. Все сразу замолкали, и прийдя в себя, начинали расспрашивать про этих самых предков. А о них Карин имела весьма туманное представление и отвечала уклончиво. Может быть в этой странной земле кому-то будет интересна она, а не какие-то там дохлые рыцари, имевшие сомнительное счастье делать себе детей с золотисто-рыжими волосами? Или уж пусть посадят ее как красивое украшение во главу стола и начнут испуганно подбирать темы. Все же лучше чем никчемные расспросы. И тогда Карин снова будет думать, что знает их мысли, ведь мысли у всех людей на свете одинаковы:”Сколько ей на самом деле лет? С кем она спит? Какую дурь она употребляет от скуки?” и тому, и тому, и тому.
Ворота были приоткрыты. Карин это потрясло. “Ах да, я же не у себя дома. Там бы все вынесли, и эти чудесные стены разбили, камешка б не оставили. Здесь такие люди, что не воруют.” На миг ей подумалось: а каково бы остаться в городе, где не воруют, а в два часа пополуночи возвращаться пешком не страшно. Карин убила эту мысль на корню. Прогулка через симпатичный ухоженный сад доставила ей изысканное удовольствие, какое бывает лишь от миндального пирожного. Даа, в родном краю о таком можно было б и не грезить: хулиганье разнесет все украшения вдребезги, описает и распишет граффитями стены, обломает все жасминовые кусты, закидает бутылками пруд, или, чего доброго, соседские наркоманы начнут оставлять своеобразные “подарочки” на лавках. И вот, предаваясь таким печальным размышлениям, Карин дошла до дома.
Она подняла было руку, собираясь постучать, но тут произошло непредвиденное: дверь отъехала сама и где-то неподалеку зазвенели бубенчики. Черный халат с алым поясом возник в дверном проеме. Потом появилась рука и втянула ее в загадочную темноту. Карин оступилась и уткнулась в ароматное облако черных, выкрашенных волос, что волнами спадали на широкие плечи и грудь, малая часть их была собрана легким узлом на спине, остальные же пряди прикрывали скулы. От благовоний Карин зверски чихнула. Покраснела. Извинилась. Поздоровалась, потрясенная, на своем родном языке. И поняла, что уже больше чем три секунды разглядывает хозяина. Что ее ошеломило? Что он ответил ей на том же языке? Или слишком светлая кожа на его красивых руках? Слишком темные, блестящие почти как драгоценности черные глаза с волнующим изгибом? Тонкие брови как нарисованные, или светло-розовые губы? Или все вместе? Нижняя казалась чуточку больше. Это все она вроде бы уже видела, хоть и при другом освещении. При другом освещении ничего этого не было. Хозяин улыбнулся. Тут Карин вовсе опешила, вспоминая его имя, столь же трудное, как и все имена этого загадочного народа, столь прелестное, что напоминало музыку дождя в пруду. Он выручил ее сам, догадавшись о затруднении.
-Масаси.
-Ох, простите!-покраснев пролепетала Карин.
-Ничего страшного.
 Подала ему цветы, что так долго выбирала и чуть не выронила от неожиданности на входе. Это были незнакомые ей, похожие на ромашки с рыжей сердцевиной и красными как кровь лепестками. В гости принято ходить с цветами, хотя вряд ли какая-либо женщина принесла б их мужчине. Но спонтанное желание захватить с собой цветы Карин вдруг восприняла как должное. Приняв этот знак внимания, не высказав ни тени удивления, мужчина с черными как угли и жгучими как угли глазами повел ее за руку. Пальцы его были теплы, сильны. Дыхание ее сбилось. Как будто Карин ожидала тайна.
“Никого же нет!”- догадалась она.
-А где все ваши гости?
-А вы?
Карин глупо захихикала. Так-так, этот парень назначил ей свидание. И костюмчик выбрал соответственно. А ей представлялось многолюдное застолье или брожение вокруг с бокалами. Какая же дикая наивность! Как можно было не подумать о таком чудовищном варианте развития событий?
Черный чай с мелиссой и мятой, черный шоколад с миндалем и еще множество всего, что она обожала предстало ее взору.
-Знаю, вы не любите зеленый чай.
-Откуда такие сведения?!-удивилась Карин. Ей вдруг показалось, что он знает о ней больше, чем должен знать едва знакомый человек.
-Простая внимательность.
Конечно! Он исподтишка наблюдал за ней, пока она грелась на солнышке, суша в какой-то очередной раз свои золотистые лохмы и лопала завтрак. А может он приглядел ее гораздо раньше и упросил познакомить? Скорей всего так. Надо отдать должное его настойчивости. И умению эффектно выглядеть. Там, на ее оставленной, и проклятой, скучной так называемой родной земле, мужчина и пальцем не пошевельнул бы, чтоб сделаться чуточку…загадочнее, что ли. А этот как будто нащупал ее жилку, слабость до всего красивого и таинственного. Интересно только, он со всеми так или с ней? С этой мыслью Карин поплохело. “Нечего задумываться, удовольствие себе портить.”-порешила она. Приключение следует воспринимать как приключение. И ни одному распроклятому мужику на ее родной земле она б уж точно не принесла цветов. Даже поганенькой ломаной гвоздички.
-Расскажите мне о вашей работе. Как вы это делаете?
Такого вопроса невозможно было ожидать. Никто, никто не спрашивал как она пишет. Всех интересовало лишь- правда что, все написанное это ее собственные ночные кошмары и личные переживания, да когда выйдет что-то новенькое, и еще тому подобных с десяток. Карин ненавидела, когда пытаются вмешаться в ее жизнь, в ее израненный внутренний мир, а на самые дурацкие вопросы отвечала, что это наркотические галлюцинации. Любопытные после такого хлопали глазами, смолкали и старались пропасть. Что Карин вполне устраивало.
-Просто чувствую как что-то чешется у меня в макушке, сажусь и пишу.-ответила она. Врать здесь смысла не было- он-то поймет что никакой дрянью она не увлекается и ничего особенно трагического или сколько-нибудь захватывающего в жизни простой девушки произойти не может.
-Это как голод- если не сядете, то не успокоитесь?
Карин кивнула. Именно так. Когда эмоции переполняли, трудно было что-то выдавить из себя, хотелось визжать, плакать, смеяться, танцевать, петь, подпрыгивать или кататься по полу котеночком, но стоило захотеть…Голод. Творческий голод заставлял ее писать. И иногда усидчивость- завершить начатое.
 Потом они смотрели коллекцию его акварелей, привезенных из-за моря. “Тоска по Славянии.”- усмехнулся Масаси, зажигая похожий на апельсин светильник. Карин подумала, что тосковать по этому краю глупо. Ведь здесь самый настоящий рай.
-Вы нарисуете мне что-нибудь на память?
-Я рисую как курочка лапкой.-созналась она, перебирая рисунки. Все-таки, он ее рассмотрел с безопасного расстояния, подглядел Ту-Самую-Карин в минуты беспокойства.
В глазах его была темная нега. Казалось, он наслаждается, вводя ее в смущение. Карин покраснела как первоклассница. Опустила глаза в рисунки. Ее изучили, как рентгеном просветили, поняли. Возможно.
-Я хочу танцевать.- сказала Карин. А возможно, ничего он не понял. Ведь сама Карин себя до конца понять не могла. Просто сейчас нужно было как-то изменить момент, повести себя непредсказуемо, пока из нее под видом задушевной беседы не вытянули все самое то, что Карин много лет прятала под маской высокомерия и скуки. То, что представляла собой настоящая Карин должно было уйти вместе с ней. Ей надлежало остаться в глазах представителей этого неуютного мира сильной, дерзкой, без лишних эмоций и сомнений- Той-Самой-Карин, какую все видели. Ведь тогда ее никто не заполучит, не обманет и не сломает.
Масаси был немного выше ее и его кожа не казалась желтоватой. “Полукровка.”-решила Карин. Не касаясь друг друга, они начали танцевать. Она остановилась, он остановился тоже. Масаси смотрел на нее неотрывно. Карин разозлилась этому настойчивому взгляду и вдруг принялась развязывать сложный узел.
-Черт, как же расстегивается твой пояс!- с досадой сказала она.
Но он отстранил ее руки, мягко, твердо. В этой некрасивой паузе Карин поняла, что ничего не понимает. Тогда зачем же это приглашение? А этот его вид? И что ей сделать? Расхохотаться на такой отказ и продолжить танец? Нет, это как-то очень глупо получилось. Но еще глупей не сделать ничего.
Да кто он вообще такой?! Да как он посмел! Верно это вспыльчивые предки-рыцари напомнили о себе.
-Если я не получу тебя сегодня, то умру.-заявила она, крепко ухватив его за бедра.
-Какой шантаж.-усмехнулся он, гладя ее лицо.-Ангельский лик, норов демона.
-Как будто у меня есть выбор.-ответила Карин, гордячка. Масаси не отводил от нее глаз, а Карин вдруг поняла их пепельно-черную красоту. Руки ее бессильно повисли. Сердце кольнуло. Как можно было ждать подвоха в том краю, где земля рождает самые нежные в мире цветы?
-Будь же по-твоему.-прошептал он, целуя ее за ухом. Закружилась голова и сердце, закачавшись, как будто бухнуло в ребра. Пение птиц за окном стало шумом. Потолок поплыл и пошел кругами. А ведь Масаси всего лишь взял ее на руки.
******
Он лежал на низенькой кровати, застеленной черным. На спину его падали тени, а рядом, у самого окна, в узкой оранжевой вазе стояли какие-то белые маленькие розы и ее ярко-красные, сгорающие от своего огня ромашки. Стянув покрывало до самых ягодиц, Карин поцеловала Масаси в поясницу. Он только поводил рукой, отмахиваясь. Карин прыснула со смеху. До чего забавно наблюдать, как он беспомощен сейчас. Каких-то пять минут назад она сама могла лишь обнять его, поцеловать его в грудь, в ладони, впиваясь ногтями ему в спину. В голове бежали мысли одна другой странней: то ли она играет в какую-то игру, причем уже не руководит ею, то ли просто ее собрались обмануть и, черт возьми, лихо обманули. Нужно было догадаться, ведь Карин так опрометчиво явилась на приглашение. Потом ей стало просто все равно.
Он перевернулся на спину. Карин влезла сверху, обхватив бедрами и руками. Красные ромашки и шарики белых роз озадачили ее как вечер, как ее нарастающая неприязнь к победителю и его блуждающие где-то пепельно-черные глаза.
Часы вдруг отбили половину первого и зазвенели серебряным колокольчиковым звоном. Масаси стряхнул ее, уложил рядом. Тогда Карин прижалась щекой к его щеке и закрыла глаза, представляя что они пока незнакомы друг с другом. Масаси выключил верхний неяркий свет и в темноте стал совсем незнакомым.
Это было все же приключение- забавное, красивое. Дух захватывало. Красные ромашки, темная постель, а за окном поет ночной дождь. Дожди здесь часты. Особенно весной. Но в приятной темноте ночи нужно возвращаться назад. Необходимо вернуться, если она еще уважает себя. Карин поднялась, собирая раскиданную по всему полу одежду. Зонтика с собою нет, да дождь скорей всего теплый как щенячий язык. В эти маленькие квадратные окна видны такие высокие такие несчастные тонкие тополя. Дождь бьет их. Обвить бы их руками. Он смоет с ее убаюканного тела все запахи, все воспоминания и следы объятий. Мягкий лунный свет струился по кровати, охватив половину Масаси и ту часть простыни, где только что лежала она. Карин отвернулась. Вот еще- думать о постели, чужой постели, когда можно так запросто потерять независимость.
-Обними меня.-раздалось позади.
-Что?-удивилась Карин.
-Ты слышала.
Карин поморщилась- вот уж сюрпризец похлеще предыдущего. “Как-то неожиданно в такой славной тишине и это раздражает. Лучше б сигарету предложил. Главное чтоб до дверей провожать не удумал.” Переборола себя, подошла и обняла. Он прижимался к ней как брошенный всеми котенок. Тепло его голого тела обезоружило ее. Как будто все иголочки гнева осыпались разом. “По каким это признакам я решила, что меня заманили? Притащилась сама, сама же начала его хватать за все места.”
-Ну вот и все?
-Все. Только останься сейчас.-попросил он.
-Масаси. Мне очень пора.
Смотря ей прямо-прямо в глаза, он сказал:
-Ненавижу когда кто-то думает, будто мной можно пользоваться.
-Нет, что ты!- поспешила уверить Карин. А подумала :”Все верно. Попользовалась, вообразив что-то”. И это было грустно. Совесть Карин убить никак не удавалось.
-Значит ты останешься.
“Но мне пора. Ночь уже наступила.”-хотела было возразить Карин.
И тут все изменилось. Потому что в голосе его была твердость. Карин вздрогнула.
-Хорошо.
И вздрогнув от холода, обняла его снова. Независимость уже потеряна. Но пусть это будет лишь на одну длинную дождливую ночь- он того стоит.
******
Теперь они с луною были подельниками. Или хитрецами. Она подмигивала луне, та отвечала ей безмолвным одобрением. Алый шар ее с каждым днем все прибывал и Карин казалось, скоро он расколется, чтобы дать миру новую завязь. И крошечный лунный плод появится перед изумленными глазами всей планеты. 
В этом деле не нужно лишних глаз. И всякий раз переходя два мостика, площадь с каким-то незапоминаемым названием, минуя грушевые сады, Карин вздрагивала. На темно-красной башне часы отбивали начало девятого. Постепенно темнело. Карин знала, с волнением, с трепетом, что он ее ждет. Около Масаси можно было ничего не бояться.
Смотря в одну сторону, сидели они в тени и маленькие лимонные деревца шелестели им лунные песни. Хризантемы качали нераспустившиеся головки. Долгие ночные беседы о местах, где им удалось побывать и безмолвная любовь среди черных простыней после. Ее так устраивало. Карин знала, что никому никогда не расскажет об этом, не напишет. Кому-то это покажется всего лишь одной из тысячи красивых историй о случайной связи, но…
 Карин, подлечив нервы, бросила курить. Масаси настоял на этом. Он называл ее “ангел мой”, что могло бы раздражать, если б это был кто-то другой. У него оказался очень своеобразный черный юмор. За ним водилось куда больше ума, чем показалось. Но имея скромность, он не открывал ей всех своих достоинств. К недостаткам Карин отнесла его стремление настоять на своем. О прошлом не беседовали- к чему оно, если и настоящего немного? Когда глаза Карин смежал нежный сон, Масаси относил ее в дом и укутывал одеялом. Как-то проснувшись, Карин обнаружила, что он сидит у нее в ногах и подперев щеку ладонью неотрывно смотрит на нее. Было еще темно и в окне блестел розоватый ломтик славного месяца.
-Чего не спишь?
Он покачал головой и повертевшись лег рядом. Карин положила голову к нему на грудь. Это было такое негласное признание ее подчинения.
Иногда, когда он сидел в своих мыслях, Карин усаживалась подле его ног, обхватывала обеими руками его большую красивую руку и долго-долго просто была рядом. А иногда опускалась к нему на колени, чувствуя что ищет у Масаси защиты от чего-то неведомого и это было. Потом, как-то мельком, Масаси сказал ей, что она всегда знает, когда ему нужно присутствие Карин возле себя. 
Луна светилась ласково, бледно-розовая и совсем близкая. Вся испещренная кратерами, неровностями, просто трещинами, точно большое старое лицо, но лицо не женское, как видится мечтателям и поэтам, а лицо цветка. Если б у цветка было лицо…
Иногда Карин танцевала в ее свете, пока Масаси не было в садике. И ей представлялось, что это такая шаманская пляска. Масаси луны совсем не любил. Всякий раз, кутаясь в черный холодный тяжелый шелк его халата, Карин думала что он, должно быть, брошеный сын Луны. Ведь при солнечном свете его так трудно разглядеть. Масаси мечтал избавиться от этого надоевшего халата также сильно, как и от света мертвой луны в своем саду, но уступал Карин. С луной, к сожалению, ничего было поделать нельзя. Карин ею определенно любовалась. 
Наблюдая за ее танцем из окна, Масаси расставлял на окне цветы. Хотя он цветов не любил, да и Карин, к его удивлению, была к ним совершенно равнодушна. Цветы зачем-то были всегда. Красные как кровь астры, оранжевые бутончики розы, но все чаще красные- ее любимый цвет. Закончив с уборкой, Масаси вышел на ночной воздух. Карин. Карин замерла в лунном свете. Если переступить порог, дойти до скамейки и протянуть руку к небу, то должно казаться, будто эта жуткая луна светится прямо в руке. Это ему подсказал отец. Карин, увидев Масаси, подпрыгнула. Он подошел к ней и усмехаясь взял алую луну тремя пальцами. Она захлопала в ладоши и рассмеялась звонко-звонко, как бубенчики на шляпе почтальона.    
Однажды она пришла до заката, насвистывая и шлепая по лужицам, и по обыкновению, проговорила с порога:
-Я уезжаю завтра.
Он изменился в лице, собрался что-то сказать, но ничего не промолвил. Выдержка.
-Ведь ты знал.
Он кивнул.
-Но я конечно буду писать. Ведь мы еще увидимся.
Он снова кивнул.
-Я же приеду сюда. Или ты меня навестишь.
Масаси просто молчал.
Растерянно переминулась с ноги на ногу и выдохнула:
-Не надо меня ненавидеть!
Убежала в конец сада. Он помахал ей рукой. Карин остановилась. Масаси подошел к ней, быстро, легко.
-Это конечно тебя не затруднит, если ты оставишь мне фотографию?
******
Следуя знакомой дорогой, которая, о какое волнение, не стерлась из памяти, она то и дело оглядывалась на солнце. Сказали, что он все еще там. Солнце светило ей в спину. Солнце это печальная звезда. В нем нет загадки, нет мечты. Золотой солнечный цветок нежен и приятен всему живому. Лунный цветок- холодный и чистый- дар грезящим наяву.
Он сидел под навесом и струи дождя били в черепицу. Карин едва узнала его. Масаси похудел и был похож на лилию, высушенную солнцем и побитую дождями.
-Карин.
Черный глаз полоснул как лезвие.
-Уходи.
-Но почему?
-Я не хочу тебя видеть.
Он точно вонзил ей в грудь гвоздь и повернул. Рука ее моментально потянулась за сигаретами.
-Не хочу чтоб ты видела меня.
-Я люблю тебя больше всего мира.- с облегчением ответила Карин.-Я приехала.
-Уходи, прошу.
-Нет.
-Я умираю. Скоро. Ты не должна видеть меня таким.- он убрал волосы с лица. Под глазами обозначились темные тени.
Какая разница видеть таким или каким-то еще для того, кто миновал много-много километров, надеясь свидеться снова? Сердце разбилось об ребра, верно скоро выпадет. С губ сорвался тихий стон.
-Луна.- прошептала Карин, застыв в оцепенении.
-Что?
-Луна такая большая, и жутко красная.
-Здесь она всегда такая.
-Нет-нет, помнишь, в тот раз когда я только влюбилась в тебя? Мы сидели в саду и луна была не больше дольки апельсина. Ты протянул руку и казалось будто луна покоится в твоей ладони.
-Я помню опадающее солнце. И тебя, такую прекрасную как бутон розы.
-Что с тобой?
Он указап на сад.
-Ты здесь ходила. И мне казалось потом, твои следы…я видел их. До меня долетал твой смех. Откуда-то издалека. Ты сидела на скамейке, и тепло твоих ладоней запомнили лимонные деревья. Где ты была?
-Я вернулась.
-Зря.-сказал он, но видно было что очень счастлив. Она обняла его, удивляясь как могла так легко оставить Масаси, точно забытый на скамеечке букет. Ей думалось тогда: практически шутка, изящный роман, ни к чему не обязывающий и не стоящий ничего. Но ведь вернулась, хоть и не собиралась. Прошло так долго- год, даже немногим больше года. И ее вдруг потянуло сюда со страшной силой, да так что в тот же день собралась. Значит Масаси о ней подумал. Они не заметили как потемнело и слабая завязь луны выглянула из темных туч.
Карин хотела сказать, как ошибалась, но поняла, что слова будут лишними.
Карин осталась. Луна то росла, то лопалась, чтоб проклюнуться почкой и расцвести вновь алым огромным холодным страшным ночным цветком. И дождь бил в черепицу и хрустальная вода стекала по канавкам, где гнили прудовые лилии и почернели танцующие лягушки в фонтане. А на старой башне, за грушевыми садами, за полями желтых роз все так же шло распроклятое время. Карин больше не танцевала в свете луны.
Потом Масаси умер. Тихо. Незаметно и неизбежно, как увядает цветок самого редкого вида, а луна, такая большая и красная, закатилась едва начало светать. Хризантемы в садике качали ей головками, розы высохли. На ветру застонали, раскачиваясь старые сливы. Сквозь каменные горки пророс сизый плющ. Ведь давно наступила осень. Масаси ходил здесь, по узким ровным дорожкам, но то было словно в прошлой жизни. А в этой не осталось ничего кроме воспоминаний и боли. Перебирая его вещи, Карин нашла засушенный цветок из того самого букета, свою черно-белую фотографию и красный пояс. Шутя, она завязала его узлом, и велела:”если полюбишь меня, то развязать этот узелок не посмеешь”. Узел остался на поясе. Карин закрыла все двери, чтоб не видеть солнца и чтоб солнце не видело того, что осталось после луны и Масаси.