Красные башмачки

Красные башмачки

Алая, как кровь, луна,

Валит снег, идут без сна

Девы, ниву огибая,

В тёмный бор попасть желая.

Там их ждёт Мороз в порфире,

На челе венец в сапфире,

Нос костлявый, взор слепой,

Руки в муфте золотой.

Девы перед ним шагают,

Шубки на землю кидают,

Отдают поклоны споро

И краснеют от задора.

Тут пургой из уст Мороза,

Не то фарс, не то угроза,

Вылетает: «Умирать!»,

А затем: «И танцевать!».

Закружились тотчас в пляске

Ножки в юбках без обвязки,

Без панье, без поясков —

Это вам не блеск балов.

Час танцуют, день проходит,

Кто упал, кто хороводит.

Лишь в сугробах лепестками

Юбки с синими ногами.

Была тьма, теперь их трое.

У первой лицо больное —

Только бёдрами качнула,

Тут же в снеге утонула.

А вторая, задыхаясь,

Но к победе устремляясь,

Третью по макушке бьёт,

Инда треск страшной идёт.

Умерла. Мороз кивает,

И живую подзывает,

И из муфты золотой

Достаёт подарок той.

Сам подарок — башмачки,

В красном атласе, легки,

Камешки на них блестят,

Ленты что огонь горят.

Радость деву отупляет,

Быстро ножки обувает

И, визжа, аки свинья,

В пляску вновь идёт она.

Пробует — не может встать,

Башмачки никак не снять,

А Мороз на то смеётся

И сам к деве в пляску рвётся.

«Князь Мороз», А. С. Пушкин.

Карина упала во время простейшего движения — батман фондю. Обидно, ведь до этого смогла выдержать почти всю вариацию, подкосилась только, вроде, на sissonne, когда на сцену должны были выйти три снежинки и Снегурочка. А теперь не выдержала боль в самом начале, рухнула на второй позиции. Какой пример она подаёт детям?! Ничтожество.

Ученицы не подошли к ней, не помогли, продолжая с измученными, испуганными лицами репетировать жизнерадостные сцены, — привыкли. Карина позволила себе полежать, отсчитывая секунды. На шестьдесят пятой восстановилось дыхание, на сто семьдесят первой дымка, заволокшая взгляд, рассеялась, а на двести двадцать третей игл, пронзающих правую ногу, по ощущениям, стало вполовину меньше. Медленно встала. Мучительная-острая-разрастающаяся боль вернулась. Казалось, кости расщепились и обрубками полезли из ступни, разрывая пуант, напитывая его кровью. Карина, стиснув зубы, глухо застонала, взглянув вниз. Пуант цел, крови нет. Подняла взгляд. Ученицы смотрели на неё с ужасом в глазах.

— Девочки, продолжаем пока без меня. Сразу со следующей сцены. Буду наблюдать со стороны, поэтому не расслабляемся.

— Карина Анатольевна, — заговорила Рита, самая старшая, умелая и плаксивая, — с вами всё хорошо?

— А тебе кажется, что нет?

Рита не ответила и, кажется, заплакала. Карина не видела её и почти не слышала, с трудом балансируя в агонии, отупляющей чувства. Кое-как проковыляла к хореографическому станку у настенного зеркала, опустилась, держась за опоры, на пол, замерла. До сих пор слепая, скомандовала:

— Начинаем.

И утонула в мыслях. В самом начале были голоса: матери, бабушки, школьных учителей, бывших коллег по работе, её учениц. «Слабачка», «дура», «наивная», «размазня», «простушка», «ничтожество», «пустышка». Когда боль поутихла, её собственный голос взял верх. Карина думала об этой самой боли, о том, когда она появилась. Наверное, недели две назад? В первые дни пряталась за напряжением, нарастающим незаметно, непроходимым, сколько бы ни разогревала ступню. И совсем недавно ударила в полную силу. Недуг был известен — стрессовый перелом, не первый раз он посещал Карину, не первый раз перегорающую на работе.

«Отдых», — подумала Карина и истерично захихикала. Прикрыла рот рукой, надеясь, что ученицы не отвлеклись, не заметили припадка. Длительный (чертовски длительный) отдых был ей необходим, да и только он мог восстановить злосчастную ногу. Но выступление через два дня…

Карина глянула на девочек, семенящих в хороводе в попытке удержать угловатое port de bras, чтобы тут же под руководством Риты-Снегурочки сбросить с голов шляпки снежинок, а заодно с тел — скрупулёзную осанку балерин. Шаг-подскок — и струнно-духовую мелодию окислил современный бит, движения стали эмоцией, а не методичкой. Бурей. Рита-Снегурочка кружилось вокруг этой бури, обтягивала каждую снежинку бирюзовой ленточкой в блёстках, пока музыка не затихла, а все фигуры не замерли в немой и выразительной сцене, немного отдающей vogue.