Вечером бар пустовал. С утра зарядил дождь, который даже сейчас не думал прекращаться, и посетителей практически не было. Старик Пит сидел за стойкой и по обыкновению попивал любимое темное пиво, за столиком в углу расположились два картежника, попыхивая самокрутками, и изредка бросали друг другу специфические игорные словечки да потрепанные карты.
Я занимался своим излюбленным делом – полировал барную стойку. В такой вечер больше особо нечем заняться, а мне нравится, когда все блестит. Стаканы и бокалы у меня всегда прозрачные, как слеза, как и подобает. Не понимаю тех, кто соглашается пить из заляпанного стекла. Такие обычно ходят к Джейкобу, у него и дешевле, и грязнее.
Дверь открылась, впустив порцию холодного мокрого воздуха и высокого мужчину в темном плаще и капюшоне. Он немного постоял, ожидая, когда стечет вода с одежды, за что я его сразу зауважал, затем двинулся к стойке.
- Добрый вечер! – приветствовал я, улыбаясь совершенно искренне – натянутые гримасы не по мне, я всегда рад видеть посетителей, как бы они себя ни вели. Ведь каждый приносит с собой истории, а слушать их – сплошное удовольствие. – Видно, вы замерзли. Присаживайтесь, прошу, я налью вам чего-нибудь согревающего.
Незнакомец уселся на высокий табурет, не снимая плаща. Капюшон он однако откинул на спину, и длинные темные волосы упали на плечи, блестя в приглушенном освещении. Узкие глаза изучали ассортимент выпивки за моей спиной – не самый богатый, но и не такой скудный, как у Джейкоба в забегаловке дальше по улице. Судя по необычному виду, незнакомец был иностранцем, откуда-то из Китая или Вьетнама, кто их, азиатов, разберет.
- Что будете пить? – осведомился я. – Подаем все, кроме воды.
- Виски. – Голос у него оказался неожиданно глубокий и мягкий.
Я поставил перед ним стакан. Кубики льда еле слышно звякнули.
- Прошу. Лучшего виски вы в этом городишке не найдете.
- Благодарю. – Он взял стакан и пригубил напиток.
Старик Пит, до этого с интересом изучавший незнакомца, теперь подхватил свою кружку и удалился к картежникам, любопытствуя, примут ли они в игру третьего. Мужчина даже не обратил на это внимания. Сделав еще глоток, поставил стакан на стойку.
- Меня зовут Джо, – представился я в надежде, что клиент назовет свое имя, но ошибся. Тот лишь спросил:
- У вас всегда так мало посетителей?
- Нет, – немного удивленно ответил я. – Просто сегодня идет дождь. Но обычно здесь много народу. Каждый со своими историями, байками, драмами…
- Драмы? – неожиданно перебил незнакомец. – И какие же?
- Ну. – Этот парень определенно ставил меня в тупик. – Какие еще у людей могут быть драмы? От кого-то ушла жена, кто-то…
- Разве это драмы. – Он усмехнулся, глядя на плещущееся в стакане виски. – А хотите услышать настоящую драму? Возможно, сочтете мою историю вымыслом, как многие до вас, более того, я уверен в этом. Но я бы не сказал, что это плохо. По крайней мере, не сочтете меня сумасшедшим.
- Я с радостью послушаю, – горячо заверил я, предвкушая, как буду пересказывать его историю другим в лучшие дни, начиная со слов: «Пришел ко мне как-то один кореец…».
Незнакомец допил виски и жестом попросил наполнить стакан снова, что я незамедлительно исполнил. Пить, однако, не стал. Вместо этого начал рассказ:
- Я родился в Китае. Отец мой был врачом, поэтому ничего удивительного, что я избрал тот же путь. Открыл собственную больницу, лечил и продавал лекарства, которые сам же и изготавливал. Весь городок приходил ко мне с болезнями, а уходил с благодарностью. Однажды ко мне пришла девушка, которая жаловалась на бессонницу и головные боли. Прошло столько времени, а я помню все так четко, будто это произошло вчера. Наверное потому, что через три месяца мы поженились. Ее родители были не в восторге, видимо, они прочили дочери в мужья более выгодную партию, нежели врач. Но Чан Ли мягко настояла на том, чтобы они не вмешивались в нашу жизнь, и между нами установилось шаткое перемирие.
Однако оно продолжалось недолго, не прошло и двух лет со дня нашей свадьбы. Моя любимая Чан Ли заболела. Настолько ослабла, что не могла встать с кровати. Я не спал днями и ночами, ища лекарство, но безуспешно. Ничего не помогало. Я понимал, к чему все идет, но не мог смириться. Пропадал в своей лаборатории, пробуя самые дикие методы, используя последние шансы, которые таяли один за другим, но болезнь оказалась сильнее.
Однажды ночью я проснулся от того, что Чан Ли позвала меня. Приподнявшись, я повернулся к ней. Она смотрела в потолок блестящими, как капли росы, глазами.
- Что такое? – спросил я.
- Цзинь, я слышу чудесную музыку. – Она улыбнулась, и я погладил ее по щеке. – Жаль, что ты ее не слышишь…
Ее глаза закрылись, теперь уже навсегда. Дыхание больше не щекотало мою ладонь. Моя любимая Чан Ли умерла.
Ее отец обвинил во всем меня. «Что ты за врач, раз не можешь спасти даже собственную жену?!» – орал он. Но я молчал. Я как никто другой понимал его скорбь. Больше никогда не увидеть Чан Ли, не прикоснуться к ее коже, к ее волосам, не вдохнуть их запах… Все это казалось невыносимым.