Красный вампир

Глава 9

На улице было совсем темно. Толпа шла по изрытой колдобинами деревенской улице. В небе носились ошалевшие от духоты жуки. Кто-то нес керосиновый фонарь, чтобы осветить гостям дорогу. Есипов рассуждал так:

«Если фельдшер и свиньи пили из половинок одного кувшина – и все отравились – отравлено было молоко. Фельдшер выжил, так как человеческий организм сильнее. А как можно отравить молоко? Добавив в него яд! Но кто успел бы это сделать? Из-под коровы его сразу хотели отнести фельдшеру. Кудлатый? Хм… А еще версии? Например, можно налить молоко в уже отравленную посуду. Вот так схема! И кому же это было надо так извернуться? Вряд ли кудлатому – хотя, допросить отдельно и его самого, и жену всенепременно нужно. Вот оно как! А я-то думал, как обычно – простые мужики… Нет, тут дело серьезнее! С настоящим преступным умыслом! Стоп! А как, кудлатый говорил, кувшин раскололся?..» И следователь тут же задал свой вопрос вслух.

– Дак я ж говорю, господин следователь, баба моя помещика кровопивцем обозвала, тут у ей кувшин и раскололся!

– Граф это все, вот те хрест! – забожился опять Гузно. – Спасу никакого от него нет!

– Неужто помещик вам досаждает сильно? Как его… Гневанский фамилия?

Тут все деревенские загомонили разом – и бабы, и мужики.

– Как есть досаждает!

– И не говорите, господин следователь!

–  Истинный кровопивец!

– Воля ужо скоко лет как вышла, а мы все ему за землю платить должны!

– С огородов, с ремесел ему - плати!

– За аренду сенокоса - плати!

– С пахотных земель аренду дерет!

– А при крепости-то как батю мово секли!

– Да не одного твово! Все с ж...пами исполосованными ходили!

– Детей ему больше рожай!

– Как сам хотел, так девок с парнями и жанил! Ни родителей не спросимши!

– А молодых - все к себе! То в дворовые, то в рекруты забрить, то продаст кому…

– Народу скоко с деревни перевел - иих!..

– Мне, вона дед, рассказывал… до хранцуза ишшо было… Травил, говорит, граф собаками… Как скотину какую травил!

– Чуть в чем провинность - на двор ко графу! И не вернется жа человек, знамо!

– Нехристь он, бусурман проклятый!

– Сколько слез-то пролилось из-за него!

– Кровопивец!

– Растудыть его в капусту!..

– Это граф все, и фершала нашего, и свиней вон у Ивана сгубил!

– Колдун он, помещик Гневанский!

– Колдун, как есть, господин следователь!

На этих словах Аркадий Ипполитович споткнулся и остановился посреди дороги. «Начинается… А я уж было думал, обойдется без суеверий… Рано радовался!». Но упоминание о помещике-колдуне смутило не одного Есипова. Тут же загрохотал где-то в темноте бас отца Никодима.

– Вы что, белены все пообъелись тут? Какой колдун?! Суесловите все, язык - что помело поганое! В церкви кто из вас в последний раз был? Кто грехи свои исповедовал? Кто Святых Тайн причащался! То-то же! Одни колдуны, нечисть, черти да русалки – погань всякая в голове у вас! Тьфу, прости Господи! Срамота какая!..

Священник, взбодрившийся кислым квасом, рыкал, аки лев, и широкие рукава рясы так и летами перед лицами обалдевших от таких обвинений гневинцев. На крик стали подходить крестьяне из соседних домов. Под конец поповской речи откуда-то выполз даже Василий Подколодин – после утренней бутыли ядреного самогона он уже успел проспаться. Растолкав односельчан, герой японской войны подошел к бушевавшему священнику.

– Што-то на деревне у нас крик поднялся! Я ужо думал, буянит хто - а это вы, отец Никодим! Неужель фершала отпевать приехали? Благословите тады! – и Василий сложил руки ладонями кверху, протянув их перед собой. Он, конечно, еще не знал о последних событиях, приключившихся в Гневинке.

– Что просишь благословения у меня, окаянный! – снова загрохотал Никодим. – От тебя ж за версту разит! Все - все вы тут Бога и Церковь его святую позабыли! Пьянствуете, помещика колдуном величаете, люди у вас то ли мрут, то ли из мертвых восстают… Свиньи вон подохли! Прогневили вы Господа, и шлет Он на вас за то кару Свою! Не подходи - не благословлю!

Василий выпрямился, убрал руки, внимательно посмотрел на гневающегося отца Никодима.

– Што ж ты, батюшка, напраслину на нас возводишь? Што я, ради того с японцем бился и навоз конский жрал, штобы поп меня благословить отказался? Иль не молимся мы днем и ввечеру пред иконами, а, народ деревенский? – Подколодин, в глазах которого уже зажглись огоньки ярости, обвел собравшуюся толпу рукой с отрубленными пальцами. –  Али не мы всем миром челом бить к помещику-кровопийце ходили, церкву просили, хоть деревянну, на деревне возвесть? Али бусурмане мы какие, али япошки-самураи, что нехристями нас, батюшка, честишь?

В ответ гневинцы одобрительно загудели. Священник, несколько охладив свой пыл, понял, что сказал лишнего. Но идти на попятную было уже поздно.

– Обидел ты нас сильно, отец Никодим, ох как обидел! – хрипловатый голос Подколодина звучал все сильнее и тверже. –  Верно я говорю, гневинцы? Не хочешь благословить народ свой православный, хрестьянский – так езжай отсель куда подале! Езжай-езжай, батюшка отец Никодим. Не нужон нам такой поп!

Толпа снова одобрительно загудела. Ни следователь, ни староста с участковым начальником ни коим не пытались влезть в конфликт. Каждый из них прекрасно знал, чем может закончится такой вот стихийный сход. Причина раздражения должна была быть ликвидирована.