Красота требует

Красота требует

В носу ещё свербит чем-то сахарно-восточным, чужим и мерзким. Хочется выдрать из себя эту вонь, и Кейд чихает раза три, пока плетётся по тусклому коридорчику. Чёрт, кажется, у него аллергия на подобную дрянь. С облегчением вваливается в каморку, щедро отведённую группе под гримёрную, и от раздражения хлопает дверью даже слишком сильно. Комнатка без окон до смешного тесная, но зато тут тихо, а главное, нет никаких надоедливых щебечущих фанаток.

— От тебя за пять футов несёт теми двумя блядями, — нарочито спокойный голос от туалетного столика, но Сью даже не поднимает головы, продолжая неспешно наносить на губы розовую помаду. — Как оторвался?

Кейд в тихом шоке открывает рот, возмущения застревают в горле. И как только она могла о таком подумать. Пытается выловить в отражении зеркала её взгляд, но несносная девчонка спокойна и холодна как снежная королева. Ни лишнего румянца на бледных щеках, ни сведённых от обиды скул. Кей понимает, что она видела, как те две шалавы пристали к нему за кулисами, но вцепляться кому-то в волосы точно ниже её достоинства. Даже гордится ей в эту минуту. И тихонько любуется: Сью почти готова к выступлению, и выглядит невозможно прекрасно с этими мягкими чёрными кудрями на худых плечах, в лёгком тёмно-синем платье на тонких бретельках и с гордо вздёрнутым подбородком. Он нервно сглатывает и отлипает от двери, делая шаг вперёд — впрочем, вся комнатушка не больше пяти шагов в ширину, так что Кей почти сразу упирается в её стул.

— Они просто хотели автограф, — отмахивается он, чуть наклоняясь, чтобы с подавляемым смешком чмокнуть её в щёку.

— И ты оставил его на их сиськах четвёртого размера? — Сью наконец-то позволяет себе посмотреть на него через зеркало, а от поцелуя легко отклоняется.

Хлопком закрывает пудреницу и убирает на столик, прожигая его уличающим взглядом. Большие агатово-голубые глаза моментально вышибают из него все возможные слова. И вот сейчас, когда она так близко, источая собой карамельную сладость шампуня и всю свежесть лета, в высоком голосе слышится, как у неё дрожит горло.

Он знает каждую её ноту, каждую октаву, каждую интонацию. Только она может рассказать ему, что чувствует, лишь чуть изменив тон. Это вибрация, она под кожей. И Кейд открыто улыбается тому, что звенит на их ниточке радиосвязи — ревность. За внешним спокойствием, за этой холодностью прячется банальная ревность, приятная до ужаса. Маленькая собственница. Месяцы бесконечных дорог, песня за песней, первые собственные треки вперемешку с каверами, публика, публика, публика. А она так и не может привыкнуть к тому, что их хотят.

— Сью, я сдерживался от того, чтобы не блевануть от их богомерзких духов, — абсолютно честно признаётся Кей и мягко кладёт ладони на её плечи, успокаивающе сжимая. — Эй, ты в последнем клипе вообще разгуливала в какой-то полупрозрачной рубашке, там половина подписчиков обдрочилась. Но я же всё понимаю, и претензий не предъявляю.

Ну, да. Если только не думать о том, что на съёмках того самого жаркого кавера он раза три утащил её в машину, словно доказать, чьё всё это воздушное великолепие, требовалось здесь и сейчас.

Сьюзен протяжно вздыхает. Она не хочет говорить ему, в каких неравных они позициях. Он — по-прежнему обаятельный и ещё совсем не старый рок-кумир с потрясающим телосложением, на которого готовы вешаться фанатки. Зато её привлекательной назвать сложно. Не в сравнении с теми двумя пышногрудыми блондинками на умопомрачительных каблуках. И близко не стояла. Маленькая ростом, костлявая, бледная. А главное, лучше даже не вспоминать о том, что покалеченная. Сломанная. Всегда будет такой. От красоты осталась только белая полоска шрама на скуле, длинный след внизу живота и крохотный, сморщенный, обожжённый — от пули. Потому давно уже не идут в ход короткие маечки и открытые купальники. Обнажаться не страшно только перед ним. И никому больше Сью не покажет своей боли, как бы она не накатывала особо тёмными ночами. Ночами, когда лишь его руки держат, не дают сорваться, не дают снова услышать выстрелы или гул поезда. Или — чёрт бы его побрал — хруст сминаемых колёсами костей.

— Я тоже, — сухо улыбается она без единой эмоции, но оба вполне ощущают, как её кожа покрывается неуютными мурашками. — Кей, я не смогу даже осуждать тебя, если ты развлечёшься с какой-нибудь дурой. Понимаю, устоять сложно — они сами на тебя вешаются, и они гораздо красивей меня…

— Что? — усмехается он, наклоняясь к её уху, чтобы нежно провести за ним губами. Успокаивающе, вдыхая освобождающий лёгкие аромат карамели и вынуждая Сью вздрогнуть всем телом от его близкого горячего шёпота: — Девочка моя, ты головой не ударялась? Эти шлюхи — красивей тебя?

Большего абсурда сложно представить. Ему бы и в голову не пришло предать её таким мерзким способом, а уж если взять в расчёт их бешеный темп жизни и огненный темперамент Сью — вся энергия уходит только на неё и на музыку. Две его страсти, так удачно сливающиеся в одну. А ведь он совсем не мальчик, чтобы ещё и успевать трахать по туалетам фанаток. Давно ушли те времена и все подобные желания.

Но когда смотрит в её даже как будто растерянные глаза в отражении, на миг успокаивающе прижавшись щекой к щеке, видит в них, что она не шутит. Что в привычном ведьминском водовороте — обида и боль, чего точно там не должно быть. Он ведь поклялся, что так не будет — раз не смог оставить её в Мидлтауне и опрометчиво потащил за собой в никуда, то она должна быть счастлива каждый хренов день. Так же, как бессовестно счастлив он сам в это лето. Неужели она не понимает самого простого: что её красота не в размере груди, не в густоте волос и не в толщине талии. Красота Сьюзен в глубине этих агатовых глаз, отражающих её душу. В каждом шраме на теле, каждой отметине. Осталось только доказать это ей самой.