Кредо Волчицы. Под светом Отца-Солнце

Глава 1. Луноокая

Хруст костей на моих клыках. Гадкий привкус человеческой крови в глотке. Истошные вопли чужих страданий, одним лишь укусом сменявшиеся мертвенным молчанием. И растекавшееся по всему нутру долгожданное чувство возмездия, от теплоты которого хотелось утробно рычать… Всё это было единственным смыслом моего существования ещё каких-то десять минут назад, когда небо надо мной едва начинало подавать признаки зарождавшегося рассвета, а охотники ещё не покинули земли моей стаи, возвращаясь за безопасные стены своего города.

Теперь же всю мою сущность составляло лишь изнуряющее жжение в правом боку, вспоротом клинком павшего под моими клыками врага. И с каждым шагом это жжение проникало всё глубже в моё измождённое тело.

Оно сдавливало и без того усталые после ночного дозора лёгкие. Заполняло огнём артерии и вены, которые медленно покидала моя собственная кровь, будто бы навсегда перекрашивая белую шерсть в тёмно-алый. Убеждало, что если я не решусь обратиться прямо сейчас, то всё равно очень скоро сделаю это, пускай даже бесконтрольно.

Только вот мне ни в коем случае нельзя было перекидываться так близко к моей деревне. Только не теперь, когда я была уже почти под её стенами. И только не в ту ночь месяца, когда Матерь-Луна отдыхала, и охотники могли найти наше лишённое защиты убежище, всего лишь проследив за кем-то неосторожным из нас.

А потому сейчас я должна была стиснуть зубы и держаться. Я была обязана с этим справиться, как справлялась всегда. До дома ведь оставалось пройти ещё совсем немного.

Я – воин. А воинам не больно.

Повторив в мыслях своё неизменное кредо, я приподняла голову и повела носом по холодному предрассветному воздуху, пытаясь в окружающей темноте отыскать один из сотен ничем не примечательных лесных запахов, истинный смысл которого оставался известным только Волкам. Моё обоняние было совсем не таким чутким, как у ловчих нашей стаи, и первое время мне казалось, будто вокруг меня не было ничего, кроме отголосков недавней битвы. Но стоило мне приложить чуть больше усилий, и я, наконец, услышала его: слабый, приятный запах лапчатки, который должен был привести меня к нашему убежищу.

Заставляя себя волочить подрагивавшие лапы, я изменила направление и побрела от одного дерева к другому, следуя за постепенно набиравшим насыщенность ароматом. Уже скоро передо мной появились ничем не примечательные с виду кусты, запах вокруг которых был наиболее ярок, и я, предчувствуя скорое возвращение домой, дерзко раздвинула их мордой, игнорируя лезущие в глаза ветки. Позади лапчатки открылся уходивший под землю тайный проход, едва позволявший протиснуться внутрь взрослому Волку, и я белым туманом проскользнула в его уютную темноту, которую не могло разорвать даже звериное зрение.

Впрочем, моё путешествие по туннелю закончилось довольно быстро: две, может быть, три сотни хвостов, и столь же узкий лаз выплюнул меня из скрытого прохода на щедро укрытую пока ещё спавшими цветами поляну. И я без всякого стеснения и раздумий грузно обрушилась на неё всем телом, расслабляясь и позволяя дару Матери в моих жилах исцелить израненную охотниками плоть.

Ведь я наконец-то оказалась дома, в окружении стаи. И не было в этом мире места роднее и безопаснее для Волчицы.

Превращения всегда происходили не слишком быстро, но зато совершенно безболезненно, и потому я искренне наслаждалась каждым малейшим изменением, которое было даровано мне волей Матери. Густая белая шерсть, покрывавшая всё моё тело, с лёгкой щекоткой пропала, освобождая бледную, будто серебрившуюся в предрассветном сумраке кожу, и оставаясь лишь копной густых, длинных волос на голове, которая тоже до неузнаваемости сменила форму и уже больше не походила на свирепую звериную морду. Мои уши больше не стояли торчком, позволяя улавливать даже самые дальние отзвуки. Нос перестал быть таким чувствительным, и теперь я едва ощущала запах цветов, на которых лежала. Клыки в моей пасти и когти на лапах сильно уменьшились, уступая место мелким смешным зубам и ногтям. Да и сами лапы удлинились и изменили пропорции, становясь совсем непригодными для сражений.

Но что самое важное – рана в моём боку наконец-то затянулась, исчезнув точно с той же скоростью, с которой изменялось моё тело. И с которой погибали подо мною цветы, высаженные другими Волчицами специально для вернувшихся с битвы воинов.

Смерть этих невинных растений становилась моим исцелением. Подобно нашей Матери, тысячелетия назад рождённой из шелеста древесных крон, из отражений облаков в водной глади и из ночных песен сверчков, в момент обращения я сливалась воедино с природой, забирая жизненную силу цветов с безмолвного позволения нашей вознёсшейся на небеса прародительницы. Я знала, что однажды настанет тот час, когда я навеки усну и сполна верну миру свой долг, превращаясь в те же цветы и ту траву, которые погибли сегодня ради меня. Но пока моё время ещё не пришло, и я беззаветно принимала заботу природы, искренне обещая себе позаботиться о ней в ответ.