Кремль 2222 Люберцы

Глава 1

Часть I
В Люберцах и их окрестностях
Глава1
Храм Преображения
1.1
Нападение на люберецкую заставу случилось под самое утро - классический пример того, как можно застать дремлющего противника врасплох. Вот только ни хрена у волосатых нео не получилось - в дозоре были не зеленые новички, а опытные бойцы. И пускай самому старшему из люберецких не было и двадцати пяти, но к службе ребята относились очень серьёзно. 
Ратник Владислас первым различил в предрассветном мареве смутное мелькание разведчиков, но вида не подал и товарищам своим сигнализировать о вторжении не стал, чтобы не спугнуть одних и не взбаламутить раньше времени других.
Спокойно, будто в полудреме, проверил оружие перед предстоящим боем(в том, что он непременно будет, Владислас ни секунды не сомневался), а затем начал терпеливо ожидать  неизбежного.
Владислас ярко выделялся среди сослуживцев с которыми нёс дозор, как ратным умением, так и ростом, а так же физической мощью - косая сажень в плечах, ростом в два метра и десять сантиметров, а весом в полторы сотни килограмм сплошных мышц, твердых как камень, и крепких, как стальные канаты, жил. И это при том, что парню не было ещё и двадцати трёх.
Тем не менее, фактура этого люберецкого ратника вовсе не была чем-то из ряда вон выходящим – на фоне все тех же генетически скорректированных кремлёвских бойцов он вовсе не выглядел чем-то феноменальным, скорее  габариты его можно было принять за весьма усреднённые.
1.2
Вопреки устоявшемуся мнению о том, что, дескать, жизнь человеческая возможна лишь за стенами кремля, Люберцы, как и ещё несколько людских поселений, не мене героически, отстаивали право на свое существование в этом безжалостном мире. Естественно, что весьма неплохо в деле защиты поселения от нашествия названных гостей помогали коварные поля смерти, взявшие Люберцы в почти полное оцепление. Если бы оцепление было полным, то вряд ли бы и самим жителям Люберец удалось выжить, но связь с другими районами существовала, и через эти окна шел натуральный обмен самыми необходимыми и жизненно важными товарами. К великому сожалению, через те же самые окна приходилось ожидать и вероломного нападения на форт.
Все выходы, они же и входы на территорию Люберец постоянно охраняли несколько дозоров, посменно меняющих друг друга. Сами же окна перегораживались передвижными барьерами, с воротами в центральной их части, для того чтобы принимать собственных и странствующих торговцев, своих разведчиков. Однако, при малейшем подозрении на опасность ворота превращались в неприступный монолит, способный выдержать многодневную осаду. Более того, даже если противнику удастся взять эти ворота штурмом, дальше его будет ждать сюрприз из точно таких стен-ворот, которые будут столь же ожесточенно сопротивляться захватчику.
Помимо всего прочего ворота всегда были оснащены дополнительными секциями, которые могли быть использованы как для создания очередного заградительные сооружения, так и  дополнительного расширения протяженности укрепления (ни для кого не секрет, что поля смерти, даже такие малоподвижные, что сейчас окружают Люберцы, все равно перемещаются и никому не хочется чтобы враг, просто объехал ворота с какого-либо бока, и тем самым свёл к нулю все попытки выжить в этой весьма агрессивной среде).
1.3
Как бы невзначай Владислас привалился спиной к бревенчатому частоколу, именно там, где свет факелов, разорённых по периметру ограждения, был наименее слаб и почти растворился во тьме.
Как ни крути, а именно этот участок был наиболее привлекателен для нападения, если его целью было незаметно проникнуть на охраняемую территорию.
Немного погодя он уронил подбородок на грудь, всем своим видом показывая, что задремал в предрассветном дозоре. Для полноты картины осталось лишь дополнить все это мощным богатырский храмом, но позволить себе этот демаскирующий шум Владислас не мог, так как все это время внимательно вслушивался в ночные звуки и улавливал малейшую вибрацию дерева за его массивной спиной. Как только враг начнёт штурм частокола, то ратник это непременно почувствует. 
Но даже без этих явных признаков наступления противника существовал ещё один способ почувствовать приближение врага – обостренное обоняние, не испорченное курением, ещё издали могло сообщить о том, что к ратнику беззвучно приближается враг, имеющий резкий животный запах тела. И дело даже не в личной гигиене, хотя конкретно этот противник действительно ей пренебрегал. Но даже если бы враг ежедневно посещал баню, то и тогда все водные процедуры были здесь бессильны. Пользы от этого было как от мытья, например, собак – сколько их не полощи, а они все равно будут вонять псиной. Так уж они устроены.
Так же дела обстояли и с нео – их животная природа явственно давала о себе знать. Для самих нео их запахи были столь же индивидуальны, как папиллярные узоры на пальцах человека, которые, как утверждала забытая ныне наука дактилоскопия, были уникальны и неповторимы. По индивидуальному сочетанию запахов, вырабатываемыми железами, любой нео мог определить своего соплеменника, или чужака ещё до того, как увидел бы его воочию.
Владисласу подобные нюансы запахов были неподвластны, да и без особой надобности – ему достаточно было просто почувствовать приближение врага.
Именно сейчас малейший ветерок донес до него отголосок нестерпимой вони – враг бесшумно приближался, но не явно обнаруживал себя своим резким звериным запахом.
Древесина частокола чуть скрипнула, когда чьи-то сильные пальцы, увенчанные толстыми пластинами ногтей, больше напоминающих когти, начали поднимать тело вверх, пятиметровую высоту заградительного барьера.
Именно из-за обостренного обоняния обезьяноподобных нео Владислас решил не использовать меч или кинжал, а попросту сломать нападавшему шейные позвонки.
Как только волосатая физиономия появилась над частоколом ратник сбросил с себя напускную сонливость, которую так театрально изображал последние минут двадцать, разом превратившись в безжалостную боевую машину.
Могучими руками Владислас схватил уродливую голову, покрытую бурой шерстью, одновременно наступившей на запястье нео, в котором тот сжимал клинок. Голову человекоподобной обезьяны люберецкий ратник свернул легко, как двенадцати вольтовою лампочку. Шея зверочеловека переломилась со щелчком, который с лёгкостью можно было принять за щелчок поленьев, горящих в дозорных кострищах.
Не теряя драгоценного времени, Владислас поднял, ещё конвульсивно подрагивающее, тело нео за шею, так чтобы голова оказалась над частоколом. Затем, продолжая этот кукольный театр одного актёра, взял мертвого нео за предплечье чуть повыше локтя и помахал когтистой лапой, приглашая остальных нео преодолеть крепостную стену именно в этом месте.
Не секрет, что ночное зрение у нео, имеющих в природе своей гораздо больше звериного, чем человеческого, было гораздо острее. Именно поэтому и понадобилось это небольшое представление. Все что теперь оставалось Владисласу – это не зевать, и, знай, принимать на импровизированных подмостках «благодарных зрителей».
«Театралы» не заставили себя долго ждать.
В густом полумраке яростно «затрещали дрова».
Владислас, стараясь не издавать подозрительных шумов, аккуратно, почти нежно, вкладывал «бревна» в штабеля.
Естественно, что все хорошее имеет свойство когда-нибудь заканчиваться, и Владислас прекрасно это понимал, но пока ещё была такая возможность, ратник решил ею воспользоваться по полной программе. В этом деле главное было не заиграться и не подвести под монастырь своих же товарищей. А такая возможность всегда имела место быть, коль уж он решил повыпендриваться и прибрать к рукам не мене десятка супостатов, которые будут лишь на его личном счёту, и их, при всем желании, не спишешь на действия дружины.
Владислас уже насквозь пропитался запахом нео и с каждым новым телом ночного захватчика ему все сильнее хотелось оказаться сейчас в баньке, где он с превеликим удовольствием смыл с себя эту ненавистную, чрезвычайной въедливую вонь. То, что начиналось как разудалая молодецкая потеха, быстро превратилось в тошнотворную рутину.
Враг же, меж тем, почувствовал себя настолько вольготно, что решил взбираться на крепостную стену в другом месте, чуть поодаль от первого.
Слишком поздно это углядел Владислас. Однако, причин для паники он все ещё не видел. 
Схватив в правую руку меч, Владислас, уже не опасаясь нарушить ночное безмолвие, ударом сверху вниз, срубил голову очередному нео, тело которого едва-едва показалось над частоколом, и пока чело летело вниз, точным ударом ноги, обутой в сапог с железным кованным носком, отправил его, как диковинный снаряд, прямо в звериную рожу нео, который перелезал через частокол метрах в пяти от этого места.
Конечно, новёхонькие сапоги, сточенные сапожником Прохором всего пару недель назад, перемазать кровью было чертовски жалко, но другого выбора у ратника уже не было.
А затем одновременно случилось сразу три вещи: обезглавленное тело рухнуло на головы нео, собирающихся взбираться на стены укрепления; в нескольких метров в стороне от этого места зверочеловек, получивший фейсом в табло, не удержавшись на стене, тоже рухнул вниз; Владислас издал боевой клич: - «В ружьё!».
Касаемо последнего. Данная команда была скорее данью былой традиции, чем призыв к реальному действию, поскольку имелось огнестрельное оружие далеко не у каждого.  Если же оно и наличествовало, то использовать его не особо торопились из-за того, что патроны к нему были на вес золота, не меньше, а точность и надёжность его, из-за почтенного возраста в пару сотен лет, оставляла желать лучшего. Тот факт, что некоторые умельцы смогли найти способ восстанавливать оружие и порох в патронах в некоторых разновидностях полей смерти, вовсе не гарантировал стопроцентный результат – орудие могло просто взорваться у вас в руках, ранив, или искалечив, в первую очередь вас самих, а порох в патронах мог так и не воспламениться, оставив один на один со смертоносным противником, уж поверьте, использующем эту досадную заминку против вас.
И словно не было той сонливости, что царила в дозоре мгновение назад – вся дружина в одночасье встала на защиту родных рубежей.
1.4
Ночная атака нео захлебнулась. Противник извергая проклятья отступил. Возможно, все произошедшее сегодняшней ночью и казалось не серьёзной вылазкой, но на самом деле исходом такой битвы легко могло стать дальнейшее выживание в этом мире целого людского поселения. Прецеденты уже были. Агрессивные захватчики, а это могли быть не только нео, с маниакальной яростью истребляли человеческий род везде где только могли.
Уж будьте покойный, если бы у этого небольшого диверсионного отряда нео получилось прорвать линию обороны в этом месте, то уже несколько минут спустя здесь оказалось бы не менее сотни обезьяносапиенсов, которые натворили в поселении множество бед.
Сегодня люберецким несказанно повезло – не считая нескольких не серьёзных ран, полученных в скоротечном столкновении, ратники отделали нео в сухую. Счёт тринадцать ноль был очень неплохим результатом. Ох, не каждый раз все дозорные поутру возвращались домой.
Героем нынешней ночи, безусловно, был Владислас. На его личном счёту сегодня было восемь нео. 
Бригада по расчистке уже сновала по полю боя с носилками - грузила обезьяноподобные тела, и споро волокла их к ближайшему прикормленному полю смерти. Там пара дюжих молодцев, крепких, но весьма не далёких, от того и не пригодных к ратному делу, швыряла в прожорливую аномалию мёртвые тела, которые растворялись в агрессивной среде без остатка.
Никто не собирался оставлять и без того смердящие тела звероидов разлагаться под стенами укреплений, даже в назидание противнику.
Так эта ночь и закончилась.
А с рассветом к боевому посту начала подтягиваться дневная смена.
Владислас, немного поговорив с ратниками, пришедшими их боевому звену на замену, не торопясь отправился домой, поесть, помыться и отоспаться, пока еще была такая возможность. А помыться уж точно не мешало - воняло от ратника как от взмыленного фенакодуса.
Однако, не смотря на исход сегодняшней стычки, Владислас нутром чувствовал, что недалек тот час, когда вражьи орды, проведя разведку боем, выяснив слабые и сильные стороны обороняющихся, начнут осаждать крепость во всю свою, наверняка немалую, мощь, и вот тогда придется забыть об выходных и увольнительных. Да что там говорить - хватило бы время перекусить да вздремнуть с пол часика.
Но, то дела будущие.  Ну,  а сейчас он устало брел по древней разбитой брусчатке, густо поросшей высохшим сорняком, чуть припорошенной снегом мимо древнего святилища, еще в незапамятные времена попавшего под воздействие поля смерти. Рассказывали, что случилось это в тот момент, когда в храме находились священнослужители и прихожане, молившие свое божество, или святых, о том, чтобы те спослали мир на их отчизну. Однако, вместо этого строение накрыло смертельное поле, которое, как говорят, не рассеивается и никуда не смещается вот уже две сотни лет.
Из народной памяти давно уже стерлись все божества и святые, которым поклонялись люди в этом месте, поскольку ни сохранилось ни адептов веры, ни служителей данного культа, но кое-кто утверждал, что иногда слышал из глубины древнего строения,  запертого изнутри на все ставни и засовы, чудовищные вопли нестерпимой боли и смертельной агонии. Причем, как утверждает молва, происходит это только в воскресенье.
Сегодня было воскресенье, однако никаких воплей, как, впрочем, и всегда, Владислас не слышал. Зато, он в который уже раз взглянул на лик, висевший над запертым входом в святилище. Сколько бы ни смотрел он на этого сухощавого, ни в пример местным богатырям, мужчину с каштановыми волосами и бородкой, за головой которого было изображено солнце, всегда поражался его взгляду, казалось, видевшему его насквозь.
Были в Люберцах такие, кто на полном серьёзе утверждал, что если долго глядеть в глаза этого мужчины, то можно попасть в некий транс и тогда завороженный пойдет прямиком в поле смерти, и будет идти пока не исчезнет в дверях храма. Что будет потом, не знает никто, ибо из здания никто пока ни разу так и не выходил.
Сам Владислас в эти россказни не верил, поскольку с самого детства бегал сюда издалека поглазеть на древний храм, но, сколько бы он не глядел на изображение мужчины, никакого гипнотического воздействия на себе не ощущал.
Сам того не замечая Владислас  замедлил шаг, а затем и вовсе остановился.
Глядя на редкие снежинки, сиротливо кружащие в воздухе, Владислас подумал:
- Как же здорово летом! Ни тебе фуфайку под кольчугу, ни меховой подстежки в шлем! А что снежинки пролетают, и лужи на ночь замерзают – так это всё мелочи!
Похоже, что это была уже традиция, или просто привычка, въевшаяся еще со времен отрочества, постоять здесь немного, поглядеть на незнакомца, изображенного на картине расположенной прямо над входом в здание.
Ратник ещё раз детально оглядел картину.
В том, что мужчина был бородат, Владислас не видел никакой необычности. Скорее он удивился бы тому, что мужчина не носит бороды. В Люберцах лишь юнцы не носили бород, а для всех остальных мужчин борода была неизменным атрибутом их мужественности, предметом их гордости.
Однако, в этот раз что-то было не так. Владислас несколько секунд пытался понять, в чем же причина его беспокойства. И когда он, наконец понял, то на несколько секунд просто застыл.
Дело было вовсе не в благообразном лике.
Дверь в святилище, наглухо запертая уже многие годы, была приоткрыта.
Владислас затаил дыхание, всматриваясь в темноту, царящую в глубине святилища. И чем больше он всматривался во мрак, тем сильнее мрак всматривался в него.
Ратнику даже показалось, что он что-то слышит. Определенно не мучительные истошные вопли агонии и боли. Нет, это было что-то совершенно другое. Больше всего это походило на дивную песню, но без слов.
Владислас охнул, когда понял, что сделал несколько шагов в сторону храма окутанного призрачным маревом поля смерти.
Музыка тут же оборвалась, словно её никогда и не было.
- Ну, уж дудки!  - торопливо прошептал Владислас.
Сунув руку в отворот рубахи, он извлек наружу за тонкую кожаную бечёвку  небольшой золотой кулончик в форме гири. Вообще-то, на шнурке было два кулона - как доказательство силы его веры, и полученного по итогам религиозного обряда, где доказательством религиозности служили две двух пудовые гири (если бы он совершил ритуал крещения с одной двухпудовой гирей, то и на шее у него была бы сейчас одна гирька, а если бы в ритуале применялись пудовые гири, то материал из которого они был бы сделаны был из серебра), но сейчас вторая золотая гирька съехала по бечевке в сторону, а тратить драгоценное время на то чтобы вытащить и её ратник не собирался.
- Святой Николай, дай мне твёрдости духа, - сказал Владислас и припал губами к оберегу. Затем развернулся и шагом нетвердым, но набирающим уверенность с каждым последующим, поспешил прочь от стен храма некогда выкрашенный в белый цвет, теперь же, покрытый густым слоем копоти и грязи.
1.5
Владислас не дошел до своей усадьбы пару дворов, когда столкнулся с человеком, которого, не задумываясь, мог бы назвать своим лучшим другом. Иеремия, аэто был именно он, шёл ему навстречу. Погруженный в свои мысли, книжник спешил на работу в городскую библиотеку, но охотно остановился для того чтобы перебросится с другом парой словечек.
Вообще то, обычно дружба между ратником и книжником была чем-то невероятным– слишком велика была пропасть между социальными слоями в которых располагались представители этих сословий, но их случай весьма ярко иллюстрировал, то, что во всех правилах бывают исключения.
Кстати, сам Иеремия предпочитал, чтоб хотя бы друг не называл его, как все прочие, набившим оскомину книжником, а именно библиотекарем, утверждая, что это древнее слово гораздо точнее передаёт смысл его работы, и весьма обижался, если Владислас обращался к нему иначе.
А вот на кличку Ерёма, прилипшую у нему ещё сызмальства, у него никакой негативной реакции не было, поэтому Владислас, по старой привычке обращался к своему другу только так, а не иначе.
Если честно, то на Иеремию без слез и смотреть то было невозможно и ещё с детских пор, когда тот был в гостях у Владисласа, матушка постоянно пыталась накормить малахольного товарища её сына. Еще бы, ведь росточка Ерема был не большого, всего каких-то метр восемьдесят пять супротив двух метров и десяти сантиметров, совершенно непримечательного роста Владисласа, конечно, если сравнивать его с другими ратниками.
 А уж про вес вообще говорить нечего – жалкие девяносто два килограмма и это при том, что даже самый щуплый боец имеет вес в районе сто тридцати кило. Однако, в противовес всем этим физическим недостаткам природа наградила Иеремию удивительно ясной головой и пытливым умом. Так что, как ни крути, а дорога у того была всего лишь одна – в книжники. И именно этой дорогой парнишка и зашагал. И весьма уверенно. Естественно, что за Иеремией  постоянно наблюдали, дабы не впал молодой отрок в искушение ереси, на которую мог наткнуться разбирая старые книги, оставшиеся после крушения высокоразвитой цивилизации, но где уж  там – его мозг, впитывающий знания как пересохшая губка, ни единожды ставил под сомнения религиозный догмат, который был неприкосновенной основой, фундаментом на котором зиждилось общество, воскресшее на пепелище старого мира, уничтоженного в ядерном пламени войны далёкого прошлого.
Набив на этом ни одну шишку, Иеремия начал скрывать  ото всех свои истинные мысли, и единственный человек, которому он мог рассказать все то о чем узнал из древних книг, был Владислас.
Естественно, что могучий ратник не понимал и  десятой доли того, о чем рассказывал ему молодой книжник, но вовсе не обижался из-за этого на своего друга – он воин и это его призвание, сила же Иеремии, и отнюдь немалая, была вовсе не в мышцах, а в его уникальном интеллекте.
- Здорово, Ерема, - поприветствовал своего товарища Владислас. Он хотел было хлопнуть того по плечу, так, чисто по дружески, но вовремя притормозил начавшую уже было двигаться руку, которая, как утверждали все его многочисленные соперники, была исключительно тяжелой. Такой неформальный способ приветствия был принят у ратников, но Иеремия то ратником не был и комплекцию имел весьма хрупкую, поэтому с ним нужно было быть как-то поосторожней. Владислас просто ограничился осторожным рукопожатием. Впрочем, Иеремия, через свое выражение лица, явственно показал, что даже оно было для него весьма болезненно.
- И тебе ни хворать, - ответил книжник на приветствие. – Говорят, сегодня ночью на заставе было не спокойно?
- Да ерунда, - махнул рукой Владислас, - мальца надавали нео по их волосатым жопам.
- Из наших никто не пострадал?
- Да я же говорю – ерунда. Мы вовремя среагировали, задавив прорыв еще в самом зародыше.
- Это хорошо, - кивнул Иеремия и тут же сменил тему разговора, - Ты сегодня после того как отоспишься после ночного дозора, чем будешь заниматься?
- Скорее сего потренируюсь, а затем буду свободен.
- Ну, тогда, заскочи ко мне – дело у меня к тебе есть.
- Хорошо, - без раздумий согласился Владислас.
На том и порешили.
1.6
Владислас не стал задавать никаких лишних вопросов своему другу – если Иеремии нужно поговорить, значит дело серьезное и случайных ушей не допускает.
Если говорить совсем откровенно, то большая часть их разговоров вообще могла бы признана ревнителями от религии как ересь, а сами они объявлены вероотступниками и преданы анафеме. Сам же Владислас не видел в речах своего друга ничего греховного, тот лишь рассказывал ему о той жизни, что была до того как грянула большая война. А жизнь та была  просто удивительной – в небе парили машины управляемые людьми, река и моря бороздили суда, электричество приводило в движение лифты, которые в мгновение ока поднимали человека на десятки этажей, яркий искусственный свет был доступен каждому, и появлялся он после нажатия всего лишь одной клавиши, так что древнему человеку не нужно было получать огонь с помощью кремниевого кресала для того чтобы затопить печь, развести костёр, зажечь факел, или лучины, которые чадили и были весьма капризными в использовании. По мнению ратника древние были одновременно и невероятно умными (раз уж достигли таких технических высот) и в то же время непроходимо глупыми (поскольку уничтожили тот прекрасный, удобный и фантастически интересный мир, в котором так беззаботно существовали).
1.7
Ещё на пороге светлицы он почувствовал дурманящий запах снеди - маменька расстаралась. Запах не обманул – кушанье было отменным.
Невысокая и стройная маменька суетилась вокруг своего могучего детины, пытаясь выведать подробности ночной стычки.
Естественно, что Владислас не собирался рассказывать ей детали кровавой баталии, сказал лишь, что они всего-то и сделали, что немного погоняли волосатых, чтобы те знали свое место в эволюционной цепочке.
То, что сегодня дружина не потеряла ни одного своего ратника, было их огромной удачей, но Владислас не сказал об этом ни слова.
Из его сбивчивого рассказа вообще получалось, что навалять нео - это полевое дело, не требующее напряжения всех своих внутренних резервов, будь то физических, или психологических.
Конечно, матушка не поверила ни единому его слову, сказав, что пусть нео и глупее людей, но этот недостаток с лихвой компенсируется их огромной физической силой, во много раз превышающий возможности обычного человека.
На что сын тут же возразил:
- Так то обычных, а я, небось, любому волосатому по силушке богатырской фору дать смогу.
Матушка, печально улыбнувшись, потрепала сына по каштановой шевелюре:
- Эх, Владушка, видел бы твой отец в какого богатыря ты превратился...
В глазах матушки заблестели слезинки.
Владислас осторожно обнял мать, которая утонула в его медвежьих объятиях.
- Не печалься, мама. Я думаю, что именно дух отца вселившийся в мою плоть и делает меня таким сильным.
Что ни говори, а силушкой Владислас обладал исключительной, с легкостью побивая все известные силовые рекорды, устанавливая недосягаемые для прочих планки.
Этим он был в своего отца - знатного богатыря, пропавшего уже как десять лет. В тот момент Владисласу едва исполнилось 12 лет. Подробности этого происшествия так и остались невыясненными - просто однажды отец и ещё несколько ратников отправились в развед рейд, и с тех пор их никто уже не видел, ни живыми, ни мертвыми. 
Минуло десятилетие, но и за это время ничего не пролило свет на истину. Так что надежды у семьи на то, что когда-нибудь судьба отца прояснится, уже практически не было.
Для Владисласа же отец, безусловно, был и оставался героем и ярким примером для подражания.
Отобедав и помывшись в бане отправился в опочивальню – нужно было хорошенько выспаться перед предстоящей изнурительной тренировкой, иначе никакой пользы от выполненного комплекса упражнений не будет, а будет один лишь вред, и для здоровья, и для силы - а следовательно и веры, потому как вся вера в силе!
1.8
Оставив в раздевалке кольчугу, шлем, комплект боевого оружия, и облачившись в просторную тренировочную рубаху, и удобные штаны, Владислас сосредоточено поднимал тяжести в тренажерном зале, ещё издревле именуемом «Русский медведь», когда снаружи послышался какой-то шум. 
За панорамным окном, чудом уцелевшим с еще довоенных времен и продержавшимся после этого целых два века, замелькали экипажи.
Как выяснилось чуть позже – в здание качалки прибыла местная знать.
Оказалось, что Владислас был совершенно не в курсе того, что в последнее время посещение тренажерного зала стало весьма популярно среди сынков богатых купцов, бояр и прочих мажоров, как окрестил их непонятным словом Иеремия. Для Владисласа же гораздо более точным словом, охарактеризовывающем всех этих потомков российских олигархов двадцатого и двадцать первого века было «интеллигенция». Чего уж в этом слове непонятного – вон сколько телег стоит на улице! Ну, а эти ребята, те что вылезли из этих телег, стало быть, и есть интеллигенты. 
Вполне предсказуемо и то, что толку от таких занятий для представителей знати ни на грош, однако новомодное увлечение заставляло их, надев модные шаровары (сам то Владислас разоблачился, оставшись почти в исподнем), вместе со слугами, лакеями, ямщиками, или кучерами переться в тренажерный зал для того чтобы здесь почесать языками.
Большинство знакомых ребят, едва завидев приближающуюся ватагу знати, начало собираться домой, поскольку они были уверены в том, что с появлением этой яркой и шумной команды ни о какой тренировке речи уже быть не может
А вот Владислас остался и уже через несколько  минут начал об этом сожалеть.
Обстановка в зале, меж тем, начала стремительно превращаться в совершенно не спортивную: шум, гомон, громкий смех больше похожий на ржание фенакодуса.
- Они бы еще с собой гусляров с балалаечниками да дудочниками, а так же скоморохов с ложками сюда привезли, - раздраженно подумал про себя Владислас.
Разговор молодых княжичей да барчуков меж тем зашел о «взрывных»методах накачки мышц.
После пятнадцати минут трепа, суть которого была самой дикой ахинеей которую только доводилось слышать люберецкому ратнику, «интеллигенты» заговорили о спортивном питании, вследствие чего выяснилось, что больше половины мажоров «сидят» на женском грудном молоке.
Вот здесь Владисласу стало уже не до смеха: он вспомнил как третьего дня маменька рассказала ему о страшной беде их соседей. Молодая семейная пара Ольгер и Ольга совсем недавно дождались своего первенца, чему оба были несказанно рады. Но на прошлой неделе ратник Ольгер погиб во время набега мутировавших тварей. Убитая горем Ольга переживала потерю любимого так сильно, что потеряла молоко, а кинувшись было к кормилицам, узнала о том, что  всё молоко теперь скупается за хорошие деньги и его днём с огнём не сыщешь. И теперь грудной ребёнок оказался на грани голодной смерти.
Владислас решил образумить глупых «интеллигентов» и  уже направился в сторону шумного сборища, когда разговор перешёл на баб. И все бы ничего, да вот только один молокосос вскользь задел честь одной небезызвестной дамы, и это совершенно вывело ратника из себя.
- Ты почто такими словами боярыню обидел? – пророкотал Владислас.
- А тебе то что!? – нагло поинтересовался купчина, - И вообще: - не суй свой нос в чужой вопрос. Потому что, как говориться,  кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево!
И вся компания взорвалась дружным диким хохотом.
А вот этого Владислас простить никак не мог: - тут уж, братцы, выход только один – дуэль!
- А не изволил ли, любезный сударь, принять от меня сатисфакцию? – громко и чётко, перекрывая разноголосый гогот, произнёс Владислас.
Все шумы, да что там шумы, любые звуки, оборвались, умолкли. Даже дыхание на какое-то мгновение затихло.
- И на счёт правомочности моего права на сатисфакцию, господин купец, может не рефлексировать – я принадлежу к старинному дворянскому роду.
Семья Владисласа, хоть и не имела прежнего достатка, а после исчезновения его отца так и вовсе какое-то время находилась на грани разорения, однако через несколько лет это шаткое положение понемногу выправилось, но, тем не менее, гордости за свой славный род, носящий фамилию Погранцовы, они никогда не теряли.
Купчина тоже имел зачатки гордости, раздутой от самоуверенности, и поэтому без каких-либо видимых колебаний принял вызов.
- Назовите секунданта, представляющего вашу сторону, - предложил тот.
- Книжник Иеремия Подольский, - ни на мгновение не задумываясь, назвал имя своего друга Владислас.
- На чем желаете сразиться? – поинтересовался купец.
- Данный вопрос меня совершенно не волнует: извольте выбирать все, что вашей душе заблагорассудится –  ножи, сабли, голые руки, да хоть вилы, в конце то концов.
- Тогда я выбираю мушкеты, - отчеканил молодой купец, без всякого сомнения, считавший себя превосходными снайпером. – А теперь сообщите время и место, куда явится ваш секундант для того чтобы договориться о предстоящей дуэли?
- Он придёт сюда же через тридцать минут и составит от моего имени, как доверенное лицо, все необходимые бумаги и договорённости.
- Не смею вас более задерживать, - произнёс купец и Владислас отправился в раздевалку для того чтобы переодеться.
Несколько минут спустя он уже спешил к своему другу для того чтобы рассказать тому, что на его плечи нежданно-негаданно выпала роль секунданта.