Крик души. История о любви, ненависти, милосердии

5 глава

5 глава

май 1999 год, Москва

Повисшая на его локте брюнетка не вызывала никаких чувств, поэтому Антон просто отмахнулся от нее, когда девушка в очередной раз решительно потянулась к нему для поцелуя.

Брюнетка разочарованно надула губки и досадливо поморщилась.

- Антош, - проговорила она недовольным голосом, похожим на рокот, - что случилось?

Теперь поморщился Антон, раздраженно поджав губы.

Какого черта он позволяет этой… девице называть себя так?! Он же терпеть не мог, когда его называли этим детским, совершенно идиотским именем?! Словно специально возвращая его в детство!

Наверное, сейчас ему было настолько всё равно, что даже это ласкательное имя не так сильно действует ему на нервы, вызывая лишь легкую волну раздражения вместо злости.

Только бы его оставили в покое! Только бы продолжили своё стрекотание где-нибудь подальше от него!

Только бы, черт побери, все заткнулись и дали ему подумать!

- Антош…

- Ты можешь помолчать? – раздраженно выдавил из себя молодой человек, бросив на девушку острый взгляд из-под опущенных век. – Просто помолчать. Можешь?!

Брюнетка, имя которой Антон благополучно забыл сразу же после того, как его друг Леша представил их друг другу, пару раз кокетливо взмахнула ресничками и вновь разочарованно надула губки. Но на этот раз благоразумно промолчала, видимо, осознав, что не стоит сейчас нарываться.

Антон, как бы ему ни хотелось смахнуть эту девицу, как надоедливую муху, со своего локтя, приказал себе не беситься, хотя раздражало его сейчас всё, и, глубоко вздохнув, закрыл глаза.

Раздражало действительно всё. И чертов клуб, в который они притащились веселой честно́й компанией. И диваны, обитые темно-серой кожей, отчего-то сейчас казавшиеся неудобными и узкими, а еще словно холодными. И любимые напитки, отдававшие сейчас горчинкой. И даже веселый смех Славки и острые шуточки Леши, на которые он раньше обязательно ответил бы своей колкостью!

Сейчас всё это отчаянно раздражало. Даже больше – бесило.

Ему нужно было остаться дома. С отцом. А не шататься по всей Москве в поисках приключений на свою задницу! А в таком настроении, в котором он сейчас пребывает, найти эти самые приключения он может в два счета! Стоит кому-то лишь слово сказать, и он уже ринется «выяснять отношения».

Всей компанией они расселись за VIP- столиком, заказанным Лешей, а Антону было плевать на всё, что происходило вокруг него. Надоедливый, звонкий смех брюнетки, так и не отцепившейся от его руки. Колкие остроты друзей. Улыбающиеся лица симпатичных девушек, сидящих напротив него. Светомузыка.

Всё это происходило словно в другой жизни. Не в его. Не с ним.

Вся окружающая его действительность мгновенно превратилась в тугую горячую спираль, размерами меньше игольного ушка, которая медленно, но неукротимо сжималась, засасывая его в свои полукруги. И он стал задыхаться. Он просто не чувствовал насыщения кислородом, глотая воздух вновь и вновь, почти разрывая легкие, но так ни на мгновение и не ощутил облегчения.

Его привычный и устоявшийся за годы мир пошатнулся и стал рушиться. Как замок из песка рушится, подвластный водной стихии, так и его мир стал стремительно разрушаться, давай трещины то там, то здесь.

И самое страшное заключалось в том, что Антон не мог осознать, не мог понять, что произошло. Он не знал причины, он не видел ее, он просто ощущал на себе ее последствия.

Что-то изменилось. И он, как утопающий, хотел схватиться за соломинку, чтобы спастись.

Понять, дойти до сути. Принять? Нет, он никогда не примет. Он не хотел перемен. Черт возьми, нет!

Всё было прекрасно в его жизни, беззаботной и счастливой, чтобы что-то менять. Чтобы оставить позади себя счастливые годы и принять перемены, которые, он точно знал, не пророчат ничего хорошего?! Нет!

И он сопротивлялся, протестовал, бесился. Казалось, он кричал на весь свет, кричал не своим голосом, но в ответ не слышал даже собственного эха, - одно глухое равнодушное молчание.

А мир давил на него тяжестью домины, накрывая с головой, порабощая и угнетая.

И от собственного бессилия он задыхался. Он хотел что-то сделать, хотел все исправить... Ведь можно еще что-то исправить! Не так поздно, время еще есть! Он хотел вернуться в тот устоявшийся, привычный мир, в котором жил все эти годы, и от осознания, что всё начинало меняться безвозвратно, с поглощающей скоростью опускались руки.

Он не знал, в чем дело. Не понимал. Не спрашивал, хотя нужно было задать интересующие его вопросы еще два месяца назад. Но он ощущал, что всё вокруг него меняется.

Отец изменился. С отцом что-то случилось. Случилось сразу же после возвращения из Калининграда.

И Антон уже сотни раз отругал себя за то, что отпустил его туда, что не попросил его вернуться раньше.

Он помнил, прекрасно помнил тот разговор, который и стал последним привычным и обыденным его разговором с отцом. Все остальные были другими. Он не мог сказать, почему именно так, и почему провел эту незримую грань именно здесь, но он чувствовал, что эта черта находится именно там, где он ее провел.