Крик души твоей

Глава 2. Падать с крыльями тоже больно

Ааааа!
На разные лады. Плач тысяч, нет миллионов младенцев. Унылое а-а-а на разные голоса. Только это.
Во тьме включили свет. Черное стало серым, серое перешло в белое. Появились силуэты с крылышками. Кто бы мог подумать! Галдеж ангелов напоминал размеренные стенания: одна тягучая нота, то затухала, то рождалась вновь.
Просыпаешься из ниоткуда, вот такое происходит сейчас и с Неф. Она выбирается из-под одеяла, ищет ногами тапки. Не находит, нервно взмахивает руками и теряет их. Так происходит снова и снова. Неф просыпается и не желает просыпаться сюда.
Клубок призрачных теней шуршит и орет свое “а-а-а”.
Молитвенно?
Почему Неф думает о молитве? Она не хочет молиться этому явлению без объяснений и намека на веру. Заставят что ли?
Умерла и довольно.
Не находит тапки, шарит ногами по полу. Нога пихает шерстяной теплый бок кота. Тот недовольно мявкает. Неф наклоняется, гладит его тупую голову. Уши зверя пружинят под ладошкой. Расправляются с хрустом. Кот уходит на кухню, явно зовя её за собой.
Неф отрывает голову от подушки. Звонил телефон? Экран черный, она жмет на кнопку сбоку. Тот вспыхивает - на зеленых листьях заставки горят непонятные значки. Не цифры. Путаница палочек и кругляшков. И как теперь узнать время?
Время прошло.
Надя задумалась. Под сатиновой простынью её тело набирает ненужную силу. Трахаться и рожать. Рожать и трахать. Она щупает грудь, распухшие соски, пальцы скользят к лобку, в волосяное межножье. Там привычно чуть влажно. Зачем? Похоть, запреты, стыд и страдания. Во тьме и под простыней она позволяет себе все, ведь это она, это всё её. Крупица удовольствия. Глаза закрыты, но фантазия бурлит образами: торсы мускулистых парней в очереди за почестями от ее ракушки с жемчужиной.
Неф просыпается. Еще рано, темно и не понятно зачем она проснулась. Дикая мысль, что она умерла, кажется здесь, в кровати под простыней, смешной и далекой. Она приподнимается на локте, переворачивает подушку, чтобы другая сторона охладила горящие щеки. Да. Она опять видела сон, и там был он - Иржи! Хотя. Что ещё за имя? Не Иржи! Саша!
Неф идет на кухню, включает свет. Кот сидит у своих мисок. Ждет. Неф смотрит на него и думает, что он не похож на её кота. У ней чёрно-белый кот, а этот рыжий и какой-то разлохмаченный, как её крылья...
Какие крылья?!
Сквозь звучное "а-а-а" голосом Иржи услужливо сообщается: "Бэу двенадцать процентов!"
Она моргает. Она гладит кота, тот сидит у мисок и не шевелится. Надо покормить его, в холодильнике находит колбасу, хотя у него же есть любимый корм. Она смотрит на полках. Взгляд ищет знакомые синие пакетики с кошачьим кормом. Нет таких. В кастрюле должен быть борщ, он полезен котам. Налью борща коту. Она наклоняет кастрюлю над миской, и вместо красной борщевой жижи сыпятся перья. Белые.
Это сон? Или забвение? Пустота наполняется старыми клочьями воспоминаний.
Поцелуй Сашки убивает Неф.
Она открывает рот и тянучее "а-а-а-а" само скользит через горло, язык и губы. Страдание и молитва. Как мне себя жалко. Умерла.
Аааааа!
Она старательно тянет звук. Он вливается в толпу таких же звуков. Хор. Сонм. Сонный сонм звуков.
Ну вот. Она и влилась в общий зал ангелов. Со зрением... Да и какое это может быть зрение?
С представлением об окружающей действительности проблемы. Неф не имеет понятий о том, что она видит, о том, что она чувствует. Даже не знает, чем она всё это ощущает.
Иржи сообщает:
— Нам нужно разобрать несколько слов, потом ты уж сама начнешь врубаться. Вот как ты понимаешь слово - "множественность"?
В Неф фокусируется взгляд на черном коте. Это мелкое домашнее животное резко увеличивается до размера Иржи.
— Хммм. Множество? Много предметов всяких, говорят множество вкусов, разнообразие. Это еще понятие в математике есть, вроде. Множества какие-то. Множество Мандельброта. Так?
У Иржи аж крылья дрогнули от смеха.
— Ты как вообще? В курсе, что сдохла? Не? Просветляй, давай, свои скрытые, забытые знания! Я чего тут столетия должен тебя учить? — нарочито злобно спросил Иржи.
— Не множества, множественность! Множественность миров - ключевое понятие в работе ангелов. — тоном препода продолжил Иржи, — Миров бесконечность и они множатся, вот и получаем - множественность миров. Ясно?
— Ээээ... Параллельные вселенные?
— Соображаешь. Миров много, очень много и почти в каждом ты сдохла. Ммм... Неудачный пример. Вот смотри.
Иржи протянул крыло к ней, на одном из черных перьев она видит спичку.
Спичка тут? На небесах?
Самая обычная спичка тут?
— Ну, вот смотри. 
Деревянная, чуть расщеплена с конца, коричневая головка.
Иржи переворачивает крыло, спичка начинает падать.
Неф восклицает:
— Подожди?
— Что?
Спичка замирает в воздухе.
— Как здесь может падать спичка? Без притяжения, без гравитации?
— Хммм. Ты начинаешь соображать. Вспоминаешь что-то?
— Так, есть что-то кусками.
— Эт хорошо. Зацени! Как ты видишь спичку?
— А что в ней такого?
— Ну, давай! Опиши как ты её видишь, подробно. Каждую трещинку, каждый её изгиб, каждое волокно древесины, серную головку, каждую её точку, неровность и впадинку…
— Ну да, ну да… Раньше я так подробно не видела.
Нефеле смотрит на спичку, коричневая головка словно втыкается ей в глаз: заполняет всё пространство, не расфокусируется, а наоборот видится всё четче и четче. Поверхность головки из смеси бертолетовой соли со всякой химией, замешанная на костном клее, — обзаводится кратерами и дырками куда-то внутрь. Кисло-серный запах, типично спичечный и такой же древний, как запах паленой шерсти, вонзается в нос, то есть в память восприятия запахов. Она крутит спичку, видит её со всех сторон, может еще и внутрь глянуть для пересчета молекул, их представления о них. Потом видит след, он тянется к Иржи, показывая, что он держит образ спички для Неф. Спичка чиркает о терку коробка. Поверхность головки пузырится, лавообразные капли срываются и отлетают в куда-то в саму Неф. Там она видит их состав и оценивает текущую температуру.
Неф моргает.
— Норм такое зрение. Мелкоскоп несуществующей хрени.
— Ты уловила самую суть! Молоток! — Иржи доволен.
— И что со множеством миров?
— Множественность миров! Гляди!
Спичка падает на песок.
— Песок здесь?
— Да. Это для демонстрации. Спичка упала на песок совершенно определенным образом, лежит на песчинках. При желании можно составить подробную схему падения спички, как она крутилась, упала на песок, подскочила, опять упала, как лежит на песчинках, как она давит на песчинки, как они сопротивляются её давлению. Ну, и так далее. Полный, нудный насмерть анализ никому не нужной фигни. Так?
— Да. И зачем такой нам план нужен?
— Аааа! Вот идем дальше.
Спичка запрыгивает с песка на крыло Иржи. Он опять его переворачивает, спичка подает на песок.
— Вот! — Иржи довольно встряхивает крыльями.
— Что вот?
— Спичка упала по-другому, лежит на других песчинках!
— Это так. И чего? Ты теперь будешь множество раз так бросать спички, пока наши крылья не облысеют?
— Ну, как бы уже всё. Больше не буду кидать.
Песок со спичкой пропали. Вокруг опять белая муть с Иржи и ором нудного “Аааа!”
— Ты, Неф, стоишь перед самым великим понятием! Множественность миров!
— Иржи, это Ад?
— Почему ты так решила?
— Ощущения похожие, пытка нудятиной, все дела…
— То есть тебе это вот не надо? Ты и так умная?
— Надо, Иржи! Надо! — висеть ничем в белом нигде утомило Неф до посинения уже. — Но быстрее давай, не тяни крылом за хвост!
— Лады, Неф!
Иржи как-то обвис телесно и молчал.
— Ирж?
— Я ща. Сбилась программа. Ты даже не можешь себе представить скольких тысяч и тысяч я таким вот образом наставлял… А тебе нудно.
— Вполне представляю, Ирж.
И Неф представила. Иржи вещает тыщи лет про спички и песок, когда не было спичек и песка — он брал в пример ветку и камешки.