Весна наступила.
Она была совсем юной, робкой, незаметной. Снег все еще лежал на земле, укрывая белым одеялом черный голый лес, небо все еще было мутным, серым, не избавившимся от снеговых туч, но солнце с каждым днем припекало все сильнее, все больше обнажая круглые вершинки пригорков, покрытые желтой прошлогодней травой. С ветвей старой ели свешивались хрустальные сосульки, плачущие под яркими лучами прозрачной капелью, а морозный чистый воздух по вечерам был полон пронзительных звонких трелей птиц, радующихся Весне.
Когда наступал вечер, Весна тихонько прокрадывалась в лес и проводила всю ночь сидя у костра, отогревая землю и прислушиваясь к тому, как под рыхлым зернистым снегом просыпается жизнь.
В этот вечер, проводив солнце и птиц, радующихся ему, Весна побрела по берегу оттаивающего ручья, тихонько журчащего под хрупкой ледяной коркой. Там, впереди, около поваленного ствола старой корявой ивы, она заметила свет маленького костерка, и ей очень хотелось посидеть на шершавом стволе и погреть озябшие босые ножки у огня.
Ее платье, изумрудно-зеленое, украшенное голубыми незабудками, было самое ярким и красивым, что есть в лесу, а в ее вихрастых волосах трепетали первые острые длинные травинки, и поэтому маленький мальчик, тихо сидящий у огня, очень удивился необычной гостье.
Он походил на нахохлившегося воробушка, такой маленький и худенький, закутанный в слишком большую для него серую куртку. Ветер теребил русый чуб, выбившийся из-под вязанной шапки с помпоном, руки малыша, утопавшие в широких рукавах, крепко прижимали к груди большую книжку с картинками — самая красивая была нарисована на обложке, — а из глаз, чертя предательские светлые дорожки на пухлых щеках , катились слезы. Мальчик шмыгал носом, баюкая свою книжку, и удивление, на миг промелькнувшее в его глазах, очень скоро сменилось серой тоской, он снова уставился на огонь и никак не поприветствовал подошедшую к нему Весну.
— Привет, — сказала Весна, присаживаясь осторожно рядом. Мальчик промолчал, но пододвинулся, чтобы гостья могла удобнее устроиться и согреть озябшие босые ножки. — Что с тобой случилось? Отчего ты плачешь?
— Она уехала, — горько отозвался мальчик, на мгновение спрятав заплаканное лицо за серым рукавом. — Раньше мы дружили, играли вместе, а потом она уехала, и все.
Он тихо заплакал, а Весна, чуть слышно охнув, ощутила в своем теплом добром сердечке болезненный укол.
— Кто? — тихонько спросила она, чувствуя щекочущие нос слезы, и с веток старой ели закапали меленькие холодные капли.
— Кристина, — горько ответил мальчик. — Она была моим лучшим другом. Она и сейчас мой самый лучший друг...
Мальчика звали Вадиком. Он был совсем маленьким, намного младше всех мальчишек в поселке, и поэтому они не хотели с ним играть. День-деньской они гоняли мяч, бегали и лазали по деревьям, разоряя сорочьи гнезда, и с Вадиком, который за ними не поспевал, им было не интересно.
Кристина тоже была старше Вадика, но несмотря на это, она с ним с удовольствием играла.
У нее были льняные волосы, светлые точечки веснушек на носу и большие глаза, а ее веки были такими тонкими, что казались полупрозрачными.
Они с Вадиком играли тут, на этом самом бревне. Кристина рассказывала мальчику сказки или мастерила бумажные кораблики, на которых они потом вместе отправляли в плавание команду жуков под предводительством капитана Лягушки.
Но Лягушка оказывался никудышным капитаном, он первым выпрыгивал из корабля, а команда его, раскрыв прозрачные крылья, спрятанные под твердыми черными, разлеталась кто куда, и кораблик уносился по волнам, предоставленный сам себе.
Но было все равно интересно.
Кристина знала много сказок и даже дала почитать вот эту самую книжку с картинками, обещая потом, когда Вадик ее прочтет, забрать, но...
Кристина часто говорила Вадику, что однажды ей придется уехать, далеко и, вероятно, надолго, но она обязательно придет с ним попрощаться, а однажды она просто не пришла. И с тех пор он не видел ее.
Почти каждый день он ходит на место их игр, надеясь, что Кристина вернется сюда, или хотя бы оставит письмо, но тщетно.
— Я скучаю, — прошептал Вадик и его глаза наполнились слезами, в которых отражались огненные языки. — Я очень скучаю. И еще... а вдруг она обиделась на меня? Вдруг она думает обо мне плохо и поэтому расхотела играть со мной? Или, может, с ней что-то случилось? Я так переживаю...
Весна понимающе покачала головой.
Вадик подрос; теперь он был сильнее, мог дружить с другими мальчишками, но забыть своего первого и настоящего друга?.. Перестать думать, перестать беспокоиться? Разве же это возможно?
Весна понимала его. Она чувствовала его печаль и тоску так же ясно, как острые запахи талой воды и хвои, разливающиеся в воздухе.
Горе его было холоднее зимней стужи и колючее секущего лицо снега, и малыш, столько времени терпящий эту муку, показался ей замерзшим, почти бездыханным, как слабая голодная синичка. Ей стало очень-очень жаль Вадика.
— А хочешь, — предложила внезапно Весна, — я разузнаю о ней? Разузнаю и скажу тебе. Хочешь?
Впервые за весь их разговор Вадик отвлекся от своих печальных мыслей и внимательно глянул на Весну, рассматривая ее тонкое, не по погоде, платье, босые ножки, протоптавшие в крупчатом снегу проталинку, на трепещущие на ветру острые зеленые листья травы в ее непослушных вихрах.
— А ты можешь? — недоверчиво спросил он. В его печальных заплаканных глазах зажглась надежда. — Ты кто, волшебница?
— Я? — Весна на миг задумалась. — Пожалуй. Так хочешь?
— Конечно, хочу! — радостно воскликнул Вадик, подскакивая. — А когда... ты сделаешь это?
Он очень испугался, что ждать придется долго, так же долго, как он ждет саму Кристину, но Весна весело тряхнула головой.