Квартира на шестнадцатом этаже панельной высотки выглядела как музей неоплаченных кредитов. На кухонном столе громоздились счета за коммуналку, а рядом – рекламные буклеты с заманчивыми предложениями от банков. Андрей Петрович Соколов, бывший менеджер среднего звена, а ныне фрилансер со нестабильным доходом, сидел перед остывшим чаем и рассматривал трещину на потолке.
– Папа, там опять горячую воду отключили, – донёсся голос дочери из ванной.
– Значит, будем закаляться, – ответил Андрей Петрович с деланной бодростью. – Как в девяностые.
Лена, его жена, стояла у окна, разглядывая серое ноябрьское небо. На ней был старый халат, который она упорно отказывалась менять уже третий год. "Экономия", – говорила она. Хотя оба понимали – дело не в экономии, а в той странной форме протеста, которую она выбрала.
– Знаешь, – сказала Лена, не оборачиваясь, – я вчера видела Нинку Савельеву. Помнишь, мы с ней вместе в бухгалтерии работали? Теперь она на рынке овощами торгует. Говорит, что впервые за год может позволить себе новые сапоги купить.
Андрей Петрович хмыкнул. Он тоже недавно думал о том, чтобы торговать чем-нибудь. Может, не овощами – всё-таки высшее образование, красный диплом, двадцать лет стажа. Но жизнь, похоже, не особо интересовалась его регалиями.
На кухню вошла дочь, Катя, завернутая в полотенце. Волосы мокрые, губы синие от холодной воды. Шестнадцать лет, максимализм и мечты о журфаке МГУ. Андрей Петрович посмотрел на неё и почувствовал, как внутри что-то сжимается. Все их семейные ужины теперь заканчивались разговорами о репетиторах и ценах на подготовительные курсы.
– Пап, – сказала Катя, присаживаясь рядом, – а правда, что раньше в нашем холодильнике всегда была колбаса?
Лена у окна вздрогнула. Андрей Петрович усмехнулся:
– Правда. И не только колбаса. Знаешь, был такой странный продукт – красная икра. В банках...
– Прекрати, – оборвала его Лена. – Нечего травить душу.
За окном начал накрапывать дождь. Капли били по стеклу с каким-то особенным упорством, словно пытались достучаться. Андрей Петрович допил остывший чай и встал. Нужно было работать – очередной заказ на перевод технической документации ждал его в ноутбуке. Двести рублей за страницу, предоплата тридцать процентов.
Проходя мимо зеркала в прихожей, он заметил, что его свитер, купленный ещё при прежней жизни, начал распускаться на локте. "Ничего, – подумал он, – переживём и это. Главное – не распуститься самому."
Перевод не шёл. Андрей Петрович сидел в маленькой комнате, которую гордо называл кабинетом, и пытался сосредоточиться на тексте про какие-то промышленные фильтры. За стеной дочь слушала музыку – какой-то бесконечный бит, от которого, казалось, вибрировали даже пыльные книги на полках.
Зазвонил телефон. Это был Михаил, старый приятель по прежней работе.
– Слушай, Петрович, – сказал он без предисловий, – тут такое дело... Помнишь Семёныча? Ну, который нас всех тогда сократил?
– Помню, конечно. Как забудешь такого благодетеля.
– Так вот, он теперь свою контору открыл. И представляешь, ищет спеца по нашему профилю. Я про тебя намекнул...
Андрей Петрович почувствовал, как к горлу подступает что-то кислое. То ли гордость, то ли страх.
– И что?
– Хочет встретиться. Завтра в два. В той кофейне, помнишь, где мы обычно обедали?
Андрей Петрович помнил. Там всегда подавали отвратительный кофе и неплохие бизнес-ланчи по триста рублей. Интересно, сколько они стоят теперь?
– Слушай, Миш, – он помолчал, подбирая слова. – А ты уверен, что это хорошая идея? Всё-таки Семёныч...
– Петрович, – перебил его Михаил, – у тебя дочь в этом году школу заканчивает? Заканчивает. А МГУ нынче знаешь сколько стоит? Вот и я говорю... В общем, завтра в два. И костюм надень. Тот, серый.
Серый костюм висел в шкафу уже третий год. Андрей Петрович иногда доставал его, просто чтобы убедиться, что тот ещё существует – этот артефакт прошлой жизни, когда он был менеджером, а не переводчиком-фрилансером, считающим копейки.
– Ладно, – сказал он. – Буду.
Из кухни донёсся звон разбитой чашки и голос Лены:
– Ничего, ничего! Это к счастью!
"К счастью," – повторил про себя Андрей Петрович. И почему-то впервые за долгое время поверил в эти слова.
Утро началось с запаха подгоревшей яичницы. Лена готовила завтрак с той особой яростью, которая появлялась у неё в моменты волнения. Андрей Петрович наблюдал за ней, прислонившись к дверному косяку.
– Может, не пойдёшь? – спросила она, не оборачиваясь. – Семёныч же... сволочь он.
– Сволочь, – согласился Андрей Петрович. – Но платёжеспособная.
Серый костюм сидел теперь немного иначе – где-то жал, где-то болтался. Тело за три года изменилось, привыкло к домашней одежде и забыло офисную осанку. Галстук он выбирал минут пятнадцать, пока не понял, что все они безнадёжно вышли из моды.
Катя, проходя мимо его комнаты, остановилась в дверях: – Пап, ты что, на собеседование? – Вроде того. – А как же твои переводы? Ты же говорил, что независимость дороже денег...
Андрей Петрович посмотрел на дочь. В последнее время она стала удивительно похожа на Лену – та же манера щуриться, когда задаёт неудобные вопросы.
– Видишь ли, Катюш, – он попытался завязать галстук, но узел выходил кривой, – иногда независимость измеряется в конкретных суммах. Например, в стоимости годового обучения на журфаке.
– Я могу и в педагогический...
– Нет, – отрезал он с неожиданной твёрдостью. – Не можешь. У тебя талант. А талант – это ответственность. В том числе и моя.
На кухне что-то загремело – похоже, Лена уронила сковородку. Её способность создавать шум всегда была пропорциональна степени душевного беспокойства.
В половине второго Андрей Петрович вышел из дома. Пока спускался на лифте, успел получить три сообщения от заказчиков: срочный перевод инструкции к посудомоечной машине, проспект какой-то финской компании и – это его особенно позабавило – руководство по антикризисному управлению.