Кроваво-красное

Проданная

Тьма.

Снаружи — в каморке не было даже крохотного окна, и внутри — от горечи собственного непоправимого поражения, приведшего к судьбе, что больнее, чем смерть.

Эльфы Светлого Града издревле гордились традицией понимать друг друга без слов. Слушать не витиеватые напевы великого языка, а замечать движение глаз, стук сердец, непроизвольные жесты — будто бы читаешь чужие мысли. И что же? Благословляя троих отчаянных храбрецов на исследование аномалий во времени и пространстве, ни с того ни с сего ставших тревожить Мироздание, Высший жрец Ларнарэль молил Владык Света ниспослать им удачу, а его глаза смотрели с такой невыразимой жалостью, что хотелось бросить всё, спрятаться среди ветвей и никогда не покидать пределов родного мира.

Но они были молоды, сильны и самоуверены — и слышали лишь то, что хотели услышать...

Анориэль сглотнула, борясь с подступившими слезами. Нельзя плакать здесь, в плену. Пусть магические силы этого мира ей не подвластны, пока она жива — точка в скрижали не поставлена. Быть может, где-то есть путь, что приведет её обратно в Светлый Град. Она должна туда вернуться — ради памяти её спутников, тех, кто остался лежать во мраке чужой земли. Чтобы попросить Высшего жреца помолиться за их чистые души.

Эльфийка давно потеряла счёт часам — или дням? проведённым в темноте. Иногда — на пару мгновений — приоткрывалось крохотное отверстие в двери, через которое закидывали тарелку с кашей, а вместе с ней — капельку света. Пока что этого хватало, чтобы не сойти с ума.

Распахнулась дверь, впустив столь желанный свет, дразнящий обещанием надежды, и в каморку ввалились твое: дородная женщина и пара хмурых мужчин.

Женщина осмотрела её, пристально, оценивающе. Недовольно фыркнула:

— Тощая. Опять морите голодом товар, жлобы чёртовы?

— Такая и была, — огрызнулся один из мужчин. — Она из «дыры».

— Интересно, — тон женщины чуть смягчился. — Диковинка, стало быть. Я и смотрю, ухи странные. Должны найтись любители.

Она схватила Анориэль за руку. Эльфийка инстинктивно вырвалась, после чего женщина отвесила ей такую оплеуху, что зазвенело в ушах.

— Ишь, гордая нашлась! Не дергайся, не заставляй меня прибегать к крайним мерам!

Что такое «крайние меры» Анориэль не поняла и, честно говоря, не хотела она этого знать. Она знала одно — сейчас она сможет выйти из своей темницы. А это было уже что-то.

— Ты поняла меня?

Анориэль стиснула зубы и кивнула.

Потом они долго шли по узким коридорам, освещаемым чадящими лампами. Анориэль пыталась запомнить плетение путей — но измученный разум отказывался работать. Силуэт женщины, идущей впереди, казался размытым пятном. В конце концов они оказались в большом зале, выложенном пожелтевшей плиткой. За решетчатыми окнами висела густая мгла, позволяя лишь предположить, что там, за стенами, ранний вечер. Неприятная старуха в некогда белом халате в передвкушении облизнула пальцы на правой руке:

— Девица или уже нет? Сейчас проверим.

Стоило эльфийке представить, что будут делать этими длинными пальцами, к горлу подступила тошнота, голова закружилась. Она пошатнулась и повисла на руках своей надзирательницы.

— Да какая разница. Пришельцев и так разбирают. Так что иди-ка ты отсюда, пока она умом не тронулась.

Спасена. Когда старуха вышла, Анориэль испытала такое облегчение, как если бы Владыки Света лично явились оградить её от бесчестья. Она покорно позволила раздеть себя и уложить в крепко сколоченную деревянную бадью, где ей занялись две служанки, девицы с крупными и простоватыми, словом — типично человеческими, чертами. Одна осторожно, дабы не повредить кожу, стала оттирать пот и пыль, въевшиеся за время сидения взаперти, а вторая взялась за гребень, чтобы расчесать длинные волосы.

— Красивая ты, — приговаривала служанка, ловко орудуя гребнем, — волосы как лунный свет! Может, повезет и лорд какой-нибудь купит. Ни в чём нуждаться не будешь.

Анориэль лишь с тоской посмотрела на окна. Она должна выжить — это всё, что имело значение. А пока стоит притвориться покорной и ждать.

Служанки вытерли её видавшим виды, но чистым полотенцем и облачили в прозрачную сорочку, не скрывающую ровном счётом ничего. Как раз вернулась надзирательница. Довольно усмехнулась:

— Как раз вовремя. Совсем другое дело!

— Удачи! — хором пожелали служанки. Эльфийке даже показалось, что искренне.

Снова сеть бесконечных коридоров, добротная окованная железом дверь, через которую её вытолкали с центр тёмного зала, куда с потолка падал одинокий светлый луч, позволяя рассмотреть «товар» во всей красе. Когда глаза немного привыкли к контрастам, Анориэль смогла разглядеть трибуну аукциониста и контуры многочисленных лож. Лица сидящих скрывали тени, зато отлично было видно холёные руки в драгоценных перстнях, вычурные оголовья тростей, шикарные ткани сюртуков...

— Лот номер семь, — с энтузиазмом провозгласил аукционист, дав участникам буквально пару минут, чтобы полюбоваться эльфийкой, — гостья из иных миров, экзотическая жемчужина, что украсит любую коллекцию! Стартовая цена — десять бусин!

Предложения посыпались незамедлительно.

— Пятнадцать!

— Семнадцать!

— Двадцать!

— Тридцать пять! — предложил человек из первого ряда. Его толстые сальные пальцы будто в предвкушении мяли красный бархатный платок. Анориэль представила, что эти пальцы бесстыдно дотрагиваются до её тела — и собрала всю свою волю, чтобы остаться стоять прямо и гордо.

— Тридцать пять! Кто больше? — по традиции спросил аукционист. — Тридцать пять раз! Тридцать пять два!..

Сердце от страха готово было выскочить из груди.

— Пятьдесят, — другой голос, уверенный, спокойный, чем-то даже гипнотический.

— Шестьдесят! — обладатель толстых пальцев не собирался сдаваться.

— Сто, — надменно перебил его оппонент. — А если кто-то не понимает намёков и будет упорствовать в том, чтобы изрядно поистратиться, то вместо денег ему придётся платить кровью.