Кровавый медальон. Книга третья

Пролог

Мы Имперская Гвардия.

Мы сделаем то, что умеем лучше всего.

Мы умрем сражаясь. Умрем стоя.

(Автор неизвестен)

Не спрашивайте у меня имени Врага. Не спрашивайте о его стремлениях и его методах. Не просите открыть его мысли или повторить его слова. Просите только о силе, чтобы его убить.

Пособие для поддержания духа имперских пехотинцев

(«Благочестивые Наставления», 97-14)

Пролог

Дождь, пролившийся с неба, быстро закончился, оставив после себя крохотные лужицы на каменистой поверхности возле невысокого барака.

«Разве это дождь?» — Шандрак усмехнулся, и, ступая по мутным лужам, направился в сторону высокой стены, отгораживающей военный городок и постройки, находящиеся на его территории.

На обритой голове ветерана начинала проклевываться небольшая щетина белых и жестких, как у грокса, волос. Изуродованное ожогами лицо не выражало ничего, а само лицо, казалось выбитым на грубом, не обработанном камне. Правый глаз Бигвельхюрста подслеповато прищурился под привычно наполовину закрытым веком, когда, проходя мимо караула, Шандрак едва заметно кивнул в сторону дежурных, поднося узловатые пальцы к виску. Он поступал так на автомате, следуя годами вбитым правилам. Увидев ветерана, гвардейцы СПО, также отдали ему честь, хотя могли бы этого не делать. Но они уважали этого старика, отдавшего почти всю свою жизнь службе в рядах Имперской гвардии, и теперь доживающего свой век при военном гарнизоне СПО.

За десять лет относительного покоя Бигвельхюрст так к нему и не привык. Первые несколько лет после выхода в запас ветеран провел в постоянном нервном напряжении. Заведующий медицинским корпусом майор Рорик, осмотрев его, уверенно заявил, что если Шандрак не найдет способа себя контролировать, то не продержится в здравом сознании и полугода. И тогда Бигвельхюрст начал выращивать цветы. Весьма странное занятие для ветерана, но не нашлось того, кто бы высказал ему это в лицо. Особенно среди тех, кто вместе с Шандраком в награду за долгую службу и, в частности, за освобождение Викерса, получил эту суровую, отбитую у неприятеля планету в качестве «домашнего мира». Получил вместо дома, который каждым из них был утерян десятилетия назад. Здесь, на Викерсе, все они прослужили еще пятнадцать лет в силах планетарной обороны. И те, кто к этому времени не умер по естественным причинам, был отправлен в запас.

Всё это время сил и здоровья у Бигвельхюрста становилось все меньше. Его тело с каждым годом неумолимо теряло в возможностях, снижая планку навыков и умений. Правда, поднимая взамен планку опыта. Но капитану все чаще приходили в голову мысли, что останься он на службе в регулярных частях Имперской Гвардии, смерть неминуемо настигла бы его в очередном бою.

Мысли о том, чтобы прибегнуть к омолаживающей хирургии, были отвергнуты Шандраком из-за чудовищной дороговизны подобных процедур, сравнимых с покупкой небольшого крейсера в личное пользование. Жалования, которое капитан скопил за долгие годы службы, могло хватить в лучшем случае на одну операцию из нескольких, которые бы ему потребовались. Так что Бигвельхюрст просто принял на себя весь тот груз старости, который взвалила на него жизнь, как принимал в свое время удары со стороны врагов. Стойко и мужественно.

Шандрак прошел от барака, в котором продолжали жить ветераны, вышедшие в запас, и, миновав несколько знаний, уединился на заднем дворе позади складов. Там, между двумя бетонными стенами, образовавшими небольшое пространство, раскинулся его цветник. Причуда старика, которая никому не мешала. Это был небольшой островок странной, непривычной красоты, которую вряд ли стали бы описывать великие художники Империума. Всего лишь незначимый эпизод, упоминать который было просто нелепо наряду с величественными картинами, изображающими подвиги космодесанта, батальные сцены судьбоносных сражений, где армии сшибаются друг с другом не на жизнь, а насмерть. Не было в простых, привыкших к суровой, каменистой почве цветах, той монументальности, за которой гнались скульпторы, высекающие из глыб мрамора и гранита героев Империума. Как во всем своем великолепии они выбрасывают вперед вытянутые руки, призывая к атаке и истреблению врагов рода людского. Не нашлось бы поэта, готового подыскивать высокопарные слова для того, чтобы передать тишину и благородство места, что создал своими руками старый отслуживший десятки лет ветеран. А простым людям, не наделенным творческим даром, было и вовсе не до этого.

Зато здесь, на задворках военного городка, побывали высокие чины и должностные лица, обличенные правом запрещать и карать. Но все они не нашли в занятии отставного капитана ничего противоречащего Лекс Империалис или подрывающего устои Империума. Так что в конечном счете Бигвельхюрста оставили в покое с его настурциями. Почему именно настурции? Пожалуй, никто не смог бы ответить на этот вопрос, даже сам Шандрак. Про эти — да и вообще про любые другие — цветы ветеран не знал ничего. Но один любопытный факт он все же выяснил. Настурция была весьма своеобразным цветком. Если почва плодородна, хорошо взрыхлена и ухожена, эти растения дают обильные зеленые листья и покрывают ими землю, словно зеленым ковром. Однако не цветут. Но если местность, где растет настурция, бедна, скудна, и камениста, то зелени получается очень мало. Но именно тогда появляется бесконечно много красивых алых цветов. Таких же алых, как свежая, только что пролитая кровь...

Несколько арматур, торчащих из земли, были изогнуты так, что образовывали вогнутую поверхность, на которой можно было сидеть. Подойдя к этому импровизированному седалищу, Бигвельхюрст посмотрел на цветы, политые недавно прошедшим дождем. Редкостью на этом довольно сухом и тяжелом мире, все еще восстанавливаемом после того, как он был вырван у ксеносов, и возвращен в лоно Империума.

— Вы снова мне снились, — капитан медленно переводил взгляд с цветка на цветок, словно перед ним стояли живые люди.