Круг доверия

Круг доверия

«Это снилось мне, точно когда-то снилось! Именно такой оранжевый свет аварийных огней, мигающий в темноте, а главное, состояние полной беспомощности!» – неуклюже заворочались в заиндевевшем мозгу обрывочные Сонечкины воспоминания.

Даже не верится, что только вчера утром я была дома, и жизнь размеренно текла по своему руслу. Как же я была счастлива! Почему когда живёшь по-привычке, в светлом и тёплом мирном пространстве, то не замечаешь своего счастья, а вечно придумывая и раздувая претензии, разнюнишься: «Ах, я бедная-несчастная, почему дивизионы супер-кино-героев меня не любят безумно-прибезумно и не падают к моим ногам штабелями? И почему я не миллиардер на отдыхе? Где мой кровно заработанный остров? Что за безобразие?!! Как жить-то в этаком кошмаре?!

А по сути, чего ноешь, дурында? Чего Бога гневишь? Войны нет! В агонии не корчишься. Зубами от боли не скрипишь. От голода не пухнешь. Так чего ж тебе надо?! Привилегий особых? Подтверждения Вашей уникальной неповторимой избранности?

Вот и допрыгалась, сиди теперь мёрзни в снежном капкане и думай о том, как всё на самом деле было хорошо!»

Накануне этой злополучной поездки Сонечка, как обычно, посетила «круг доверия», так она называла собрания анонимных алкоголиков, которые ни разу не пропустила в течение трёх с половиной лет.

В «анонимные» она попала едва живой от двухнедельного запоя, в жалком пришибленном состоянии после смерти сына Павлика. Сын погиб в армии, как гласила справка, от двустороннего воспаления лёгких. Но когда гроб по настоянию матери вскрыли, то тело Павлика было в ужасных ссадинах, кровоподтеках с многочисленными переломами. Добиться правды одинокой женщине не удалось. И, не дождавшись решения очередного бесполезного суда, омертвевшая от горя мать стала пить в одиночку и сразу запоями.

Имя София всегда ей очень нравилось, поэтому она и назвалась так, придя в содружество. Но «анонимные» быстро переиначили Софию в Сонечку, выражая тем особое к ней покровительственное отношение. Да и на самом деле Сонечка с её миниатюрной фигуркой и кукольным личиком в свои сорок пять лет напоминала девочку-подростка, перепуганную жестокими реалиями непростой жизни. Даже перенесённые страдания и хоть не продолжительный, но бурно развившийся алкоголизм не вытеснили из её голубого взгляда свежести и удивления, свойственного ранней юности.

На том собрании не было ничего необычного. После традиционной общей молитвы вокруг свечи, расселись в глубокие кресла – каждый на своё любимое место. У двери два друга коллеги-философы, преподаватели университета, у стола, как всегда, Толик-Мимо-Кассы (флегматичный владелец многочисленных продуктовых магазинов и одного оптового склада), рядом Таня-Мерседес, прозванная так из-за безумной любви к своему холёному транспортному средству. В содружестве не принято было спрашивать фамилии, их заменяли опознавательные псевдонимы, что являлось показателем признания – ты свой. Вот они все, родные: Витя-Альпинист, Саша-Колдун, Костя-Филармония, Гоша-Стоматолог, Лёва-Будулай. В углу смущённо жался новенький, пока не заимевший почётного прозвища.

Особенно было отрадно отметить Сонечкиному глазу, что «круг» – это, наверняка, единственное место в городе, где симпатичные, трезвые мужчины составляют абсолютное непререкаемое большинство.

– Самое удручающее для меня сегодня – резкое похолодание. Как всегда неожиданно нагрянула зима. И, кажется, что жизнь остановилась. Всё во мне как-то съёжилось и забилось в испуге, – эмоционально говорил о своих чувствах рафинированный балетно-стройный Костя. Сонечка внутренне откликнулась на его слова, потому что тоже до жути боялась холода, слыла мерзлячкой, а в «эпоху активного употребления» заимела фобию – замерзнуть пьяной в снегу.

На отработке «актуалки», когда все по-очереди делились переживаниями за неделю и проговаривали своё эмоциональное состояние на данный момент, Сонечку вдруг захлестнула волна внезапной эйфории, что часто случается с людьми, повернувшими жизнь вспять. Это было уже почти забытое чувство, которое неизменно переживали все члены содружества на первых порах отказа от спиртного. Когда только хорошее настроение и полно добрых надежд, разглаживаются морщины, светлеет кожа. Явственно ощущаешь, как меняется химия организма, как очищается тело и душа, и что-то ещё… – некий незримый канал, что связывает тебя с Кем-то-Там-Наверху, с твоей, только твоей Высшей силой. Тогда сбываются самые заветные мечты, случаются самые невероятные счастливые повороты в судьбе.

На «актуалке» невозможно врать или кривить душой. Сонечка точно знала, что если будешь до конца честной, со светлым «нутром», то все невзгоды, рассказанные на «круге», уйдут. И вообще всё начнёт меняться самым необъяснимым образом непременно в лучшую сторону. Поэтому она старалась быть предельно искренней. В конце откровенного монолога Сонечка импульсивно решилась проанализировать своё нынешнее отношение к «зелёному змию»:

– Знаете, друзья, меня теперь выпить можно заставить только под ружьём. Или когда мне, например, отвёрткой разожмут рот, вставят воронку и зальют алкоголь, тогда я, наверное, сглотну, чтоб не захлебнуться. Но сопротивляться буду до-последнего! Я не знаю, что должно случиться, чтобы я впустила в себя алкоголь?!! Нет такого обстоятельства, при котором я бы согласилась выпить добровольно!!!

С работой у Сонечки, как ни странно, дела складывались стабильно – десять лет на одном месте. Не в пример многим членам содружества, что за свою алкогольную «карьеру» бесконечно меняли службу, семьи, прописку в сторону ухудшения. А всё благодаря золотому сердцу директора музея, в котором Сонечка работала сначала смотрителем, а когда бросила пить, то стала стремительно подниматься по служебной лестнице. В течение года ей по нескольку раз увеличивали оклад и повышали в должности. Затем, вспомнив о дипломе пединститута, назначили старшим методистом. Не ожидая такого головокружительного взлёта, Сонечка полностью окунулась в дела.