Кто сказал: Война?

Глава 11

Закончив разминку, ученики выстроились в середине зала, по команде уселись на пятки и замерли. В гимнастическом зале стало так тихо, что, казалось, можно было расслышать шелест осыпающихся цветов за открытыми проемами окон или хруст циновки, если кто-то вдруг шевельнется. Только Эрбилен Ньер, наставник по атлетике и боевым навыкам, прозванный семинаристами Плешивым Эрбом, умел двигаться совершенно бесшумно. Он прохаживался вдоль шеренги учеников, и строго следил за тем, чтобы ни у кого даже мускул на лице не дрогнул.

После разминки полагалось расслабиться, полностью освободить разум от суетных мыслей и, закрыв глаза, сосредоточиться на дыхании. Так по словам наставника можно было унять дар и не выпустить его в азарте боя. Нарайн в это не верил. Поединки вообще не вызывали в нем особого азарта, а любые драки, как и наставника Ньера он терпеть не мог. И вовсе не потому, что у него что-то не получалось — крутил сальто и махал палкой он не хуже других. Только никогда не понимал, зачем это надо? Серьезные дела вершатся разумом, а на силу кулака уповают только дураки. Зачем терять полдня через каждые три, чтобы набивать друг другу синяки и шишки и выворачивать руки, если это же время можно потратить с пользой на чтение книг, решение задач или диспут на какую-нибудь увлекательную тему? Даже прогулка с компанией до ближайшей харчевни и то казалась занятием более полезным и интересным. И в этом он был не одинок — большинство семинаристов думали точно также. Только держать это мнение лучше было при себе, иначе недолго попасть в пару к самому Плешивому, и тогда уже пощады не жди: за урочное время вымотает и изобьет так, что до дома не доползешь.

Когда-то Эрбилен Ньер был известным бойцом арены и славился жестокостью — любил калечить соперников: сам частенько хвалился, что поединки с его участием без крови не обходились. Состарившись для игр, пристроился наставлять орбинских юношей и, конечно, к ученикам привязанности не питал. Дело в том, что семинаристы были сплошь патриаршими отпрысками, не в первом колене, так в третьем или четвертом точно: копны золотистых кудрей, чистые лица, скульптурные тела. Породу вершителей не спутаешь ни с чем. А сам он, потомок давней побочной ветви, хоть и мог похвастать безупречной родословной, на вид был далеко небезупречен: сутуловатая спина, длинные руки с широченными как лопаты ладонями, а ко всему прочему — сияющая на макушке лысина. «Старый ублюдок! Орбиниты не лысеют», — смеялись за глаза его ученики. За одно это он бы языкастым паршивцам ноги поотрывал и головенки поскручивал… жаль, такое было не в его власти.

Только Гайяри Вейзу не грозил поединок с Плешивым Эрбом. Ему сходили с рук непослушание, опоздания и даже прогулы. Но вовсе не потому, что Эрбилен его ценил как-то по-особенному, скорее по-особенному презирал. Между собой семинаристы поговаривали, что на самом деле Эрб боится быть битым мальчишкой, да еще и таким истинно по-орбински красивым, и сам Гайяри наверняка в это верил.

Нарайну было наплевать на родословную Эрба, на его особое отношение к Вейзу, да и на Вейза тоже, пока он не вмешивался в их с Салемой планы. Только вот сам Гайяри отчего-то вдруг пристал к нему именно сегодня. Устроился рядом на теории хозяйства, согнав с обычного места Дари Тира, и на философии — сразу за спиной. Все это было явно неспроста. Но сначала пришлось определять цену пшеницы в неурожайный год, и бедняга-чемпион, неплохо справившись с расчетами в серебре и при простом товарообмене, основательно запутался долговыми письмами: принял кафинский хлебный вексель за переводной. А потом его и вовсе вызвали на кафедру докладывать о смысле и методах государственного принуждения. Так до конца занятий ничего Нарайну и не сказал.

Хотя без слов было ясно, все дело в Салеме: ничто, кроме любви к ней, Нарайна с Гайи не связывало. Неужели она все рассказала?! Сама-то Сали была уверена: братик поможет, поддержит… наивная душа. Но Нарайна не проведешь. Ту улыбку, с которой прославленный златокудрый демон вчера снес голову своему поединщику, вряд ли теперь получится забыть. Так улыбаются или злодеи, для которых чужая жизнь пайра не стоит, или отъявленные лжецы.

И вот златокудрый демон как ни в чем не бывало притащился на урок боя и снова уселся бок о бок явно не ради тренировки. Теперь-то уж точно найдет способ выложить, что там ему не терпится.

Наставник Эрб почти прошел мимо, но вдруг остановился и резко развернулся.

— Я смотрю, славный Вейз удостоил нас визитом, — усмехнулся он. — Чем обязаны, непобедимый демон арены? Неужели после нелепого топтания, по недоразумению названного финальным боем, тут и для тебя обнаружилось что-то интересное?

Усмешка вышла злобной, хотя по-другому Эрб и не умел: всем видом давал понять, что лучше смиренно помалкивать. За это его тоже терпеть не могли.

Тут уж семинаристам стало не до дыхательных упражнений — все повернулись и уставились на Вейза: что-то ответит? Неужели и он позволит над собой смеяться? Нарайну тоже стало любопытно.

Но Гайяри, казалось, и дела не было, смеются над ним или нет. Он добродушно улыбнулся и ответил:

— Игры закончились, наставник Эрбилен, теперь я могу упражняться вместе со своим курсом.

Видимо, не найдя к чему придраться, Эрб хмуро кивнул и велел встать. А когда Гайи поднялся, указал на его перевязанное бедро и в угол зала.

— Не сегодня. Ступай к стене.

— Не страшно, — Гайяри улыбнулся еще шире и приветливее. — Повязка тугая, рана уже закрылась и не мешает. Я могу сражаться.

Обычно на Эрба не действовали просьбы и уговоры, но сейчас он задумался. Нарайн отлично понимал, почему — Вейзы умели улыбаться так светло и искренне, что не откажешь. На улыбку Салемы он мог бы смотреть всю жизнь… В этот раз и Плешивый тоже поддался:

— Что ж, выбирай, с кем.