Кудрявая Швабра

Приятного плавания

В этой главе очень много воды. Обещаю что следующие будут лучше и содержательнее. Это просто вступление, и я писала его ради эксперимента.

~Мои труды полны воды~

В час летнего зенита солнца, что волны моря чёрного, жара стелилась по земле. Поэтому я ползла от тени до тени. Райскими птицами солнечного золота пробивались лучи сквозь паутину прозрачного леса. Лето уже закончилось, но природа , кажись , об этом забыла.

Спасительным пуховым крылом белоснежный сокол похитил солнечный диск, то облаком было. 
Я наконец-то вздохнула спокойно, но беда не приходит одна.

Сумрачным туманом, гранатовым огнём ужалили меня глаза озлобленного зверя.

На меня смотрел громадный доберман, серьёзно, он больше походил на волка, но короткая шерсть, худоба и отсутствие хвоста выдавали в нем породу. 
Но взор его пропитан злостью был, сам дьявол, зубы обножив, сжимая яростно клыки, бурлил и выл - он жаждил крови. Сквозь опавшую листву эта псина бросилась в мою сторону, я же, не представляя, что следует делать в подобной ситуации, в ужасе побежала туда, куда бежать не стоило - в лес. Длань смутной мысли легла мне на чело. Честно говоря, не получается вспомнить, о чем я думала и думала ли вообще, помню только, что бежала. Дрожью пробежало по лесу беспокойство: от листка к листку,по тёплым недолговечным краскам, выцветающим и умирающим; от ветки к ветке, по тонким рваным узорам коры игривыми искрами бенгальских огней скользнула животная ненависть к самой страшной и убийственной эпидемии подлунного мира - к человеку. Я споткнулась о какой-то корень или палку, грохнулась, сильно ударившись головой, и потеряла сознание.
Тьма, гладкая, бархатная, жаром окутала, запеленала тёплой периной, пробралась, как мелкий воришка,  в сознание и не оставила ни мысли, ни сомнения, ни первобытного страха; шелковой лентой коснулась глаз и забрала дыхание, оставив на едине с жестоким соперником - мной.

Ничего не чувствовала, было лень банально дышать, но всё же я жадно втянула носом воздух и продрала глаза. В воздухе раздавалась тишина, она звенела громче монастырских колоколов в воскресное зимнее утро, оглушала, давила километрами и тоннами ледяных океанских вод, сковывала, обездвиживала незримыми, невесомыми, прочными цепями .

В поднебесном готическом своде, словно лучик жизни в беспросветной тьме, виднелось крошечное овальное  окно с витыми  перекладинами. Я всем своим существом устремилась на встречу пробуждению , отталкивая давящую пустоту. Мой затуманеный взор пробился сквозь сумрачный туман до васкрешающего цветка жизни в сущем аду. В окне летели лишь тучи - вечные странники поднебесья, наводящие жутковатые, бьющиеся питцами в каменной клетке видения.

О тучи, что вы делаете в этом забытом богом жутком месте, зачем охраняя его холодную пустоту, теряя чувства, жертвуете собой во имя злобы? Кто повелевает вами? Жажда страшной вендетты ли? Злоба ль на общность  мира? Нет, вы холодны словно земля в Сибири или разум полководца, придумывающего план гридущего сражения,  вы независимы и непостоянны  

Я отвлеклась. Рассуждения о бренности бытия отдавались гулким горным эхом где-то в дали.
Встала. Взор моих очей не мог застыть, обращённый на один лишь предмет, он плененным, запертым в клетке зверем бился, стремился обратно во тьму,  пустоту, и бесконечность. Глаза слипались. Веки стремились снова упасть, наливались свинцом и переполнялись им, металл плескался, струями катился по стенам сосуда, прожигал болью место, которым моя голова поздаровалась с землёй. Отогяя  мрачные мысли, я решила осмотреть окрестности.

Высокие  колонны, будто состоящие из бельчайших частичек  погасших звёзд, устремлённые в унылое темное небо, словно состоящие из пыли неведомой вселенной, твердые и жуткие, как тиканье часов в тиши безлунной ночи, как олицетворение бесконечности, лишь  за пределами которой начинается безостановочно быстрое, неумолимое и неизбежное течение времени, предписывающее всем лишь одну неминуемую смерть.

Каждые две белоснежные колонны смыкались между собой, переходили в высокий, своей формой напоминающий складки бегущей льняной ткани, потолок, соединяясь  и образовывая парабалу, которая походила на рог изобилия, откуда богатые цветом и вкусом явства сыпались в царство Персифоны, дополняли друг друга, не давая упасть этой правильной гигантской, словно древние храмы, конструкции.

На фоне стены выделялась огромная лестница. Плавные, но одновременно ломанные, резкие, угловатые как полет бабочек поздней весной, переплёты, украшающие столь же массивные, что и тучи на небосклоне, перилла, вились, словно стебель куста волшебных бобов из сказки, и уходили ввысь. Лестница обаивала башню.

Я начала подниматься по ней, вглядываясь в старые валуны, формирующие замшелую стену, рассматривая удивительно тонкие и завораживающие каменные рельефы ступеней. Видимо там была какая-то история. Маленькие силуэты людей танцевали и прыгали, воевали и плакали, всё теми же каменными слезами, пытались поведать что-то. Но я слишком тупая. Осторожно, как будто боясь увидеть пред собой закоулки моей грядущей судьбы, я скользнула испуганным, как озябшая лань, что забилась в тупик перед хищным зверем, взглядом к завершению такой длинной лестницы. Наверху у перил была мраморная статуюя Венеры. Ее пышные, обнажённые мягкие формы античной красоты добавляли нежности в давящий сумрак. Красивая. Ее белое, как снег ясным утром, в час когда свет слепит глаза, тело плотно покрывал толстый слой пыли, казалось, она стоит здесь, печально устремив свой взор в пустоту, с самого начала этих мрачных времён. И всегда здесь такая погода? Она не была  кариотидой или частью архитектуры, но тучи давили на нее, ложились на хрупкие плечи. Богиня стояла на простом мраморном постаменте.