Кукла и Наследник Тутти

Ночное бегство

Пока карета — дорогая дворцовая карета на самых мягких рессорах, с бархатной обивкой сидений — спешила к дому доктора Арнери, тот пытался угадать, зачем понадобился столь важному чиновнику. К тому же чиновник держал на руках ребёнка. Но ребёнка ли? У (кажется) девочки было бледное, неподвижное воскового цвета лицо, полуприкрытые глаза не моргали и не шевелились, и вся она не вздыхала, не елозила, не ёжилась, не дёргала ножкой, как обычно бывает с детьми. К тому же во дворце не было иных детей, кроме принца и принцессы (по слухам, вторая была уродкой, лицо же этого дитяти было гладким, с правильными и миловидными чертами). Боже, догадался Арнери, да ведь это кукла. Исключительно тонкой работы! Наверное, игрушка принца и принцессы. И потом, зачем бы везти к нему домой живого ребёнка? Он, конечно, умеет лечить людей, поскольку опыты с человеческой анатомией входили в круг его интересов, но далеко не лучший из врачей в этом городе.
Доктор попытался выжать ещё немного информации:
— Требуется моя помощь?
Чиновник чуть шевельнул острым, как клюв, носом:
— Да, нужна ваша помощь.
И замолчал.
— Эта кукла, должно быть, испорчена?
— Да. У неё дыра в животе.
— И повреждён механизм?
— Все кишки пробиты.
Арнери растерялся ещё больше.
— Посмотрим, посмотрим, — пробормотал он. — Я всё же не кукольник, я, скорее, химик...
— Прекратите шутки, — сердито сказал чиновник. — Её Высочеству очень плохо, и речь идёт о жизни и смерти.
Он чуть поправил куклу на коленях, и та вдруг жалобно искривила рот. Арнери прошиб холодный пот.
— Если это девочка, зачем вообще могу понадобиться я? — жалобно спросил он. Но тут карета подъехала к дому учёного, и ему велели выйти. Огромный капитан Бонавентура, важный и мрачный чиновник с завёрнутой в плащ девочкой на руках, испуганный Арнери один за другим прошли мимо открывшей дверь тётушки Ганимед и исчезли в кабинете. Тётушка, поколебавшись, приникла глазом к замочной скважине. Она увидела, как офицер стоит, широко расставив ноги и чуть не упираясь плюмажем на треуголке в потолок, а девочка полулежит на коленях у чиновника, склонив встрёпанную головку, словно рассматривая свои атласные туфельки с золотыми розами вместо помпонов. Из-под плаща розовым светилось нарядное платьице.
Хлопающие от ветра ставни мешали тётушке Ганимед услышать весь разговор, до неё донеслись только отдельные фразы. А говорили в кабинете, между тем, следующее.
— Её Высочеству должно стать лучше уже к завтрашнему утру, — заявил чиновник.
— Вы с ума сошли... Вы понимаете, что такое перитонит? Даже с целым кишечником не всякий взрослый мужчина выживает после ранения в живот, а тут — ребёнок. В лучшем случае, я могу вколоть ей сейчас смертельную дозу морфия.
— Только попробуйте, и получите смертельную дозу стали на месте, — прорычал граф Бонавентура. Ему была безразлична судьба девочки, но принцесса ни в коем случае не должна была умереть в его присутствии. Иначе ему самому грозила бы плаха.
Чиновник торопился покинуть дом из тех же соображений. Уход этих двоих больше напоминал бегство.
Арнери поглядел на оставленную на диване девочку, которая лежала, скорчившись, на боку. Наконец, решился развернуть плащ и осмотреть рану. Дворцовые лекари не ошиблись, девочке было суждено умереть.
Хотя, быть может, средство, которое разрабатывал сейчас Арнери, могло бы помочь остановить перитонит после полостной операции. Тем более, что у него был уже проверенный клей, специальный клей, которым вполне можно было закрыть и дырку в кишечнике. Смесь ужаса и азарта овладела доктором.
— Тётушка Ганимед, — крикнул он. — Подготовьте вивисекторскую. И как можно быстрее. Нет! Сначала принесите свёрток со льдом. Чистый, холщовый.
Когда операция была закончена, и принцесса получила вместе с обезболивающим укол экспериментального лекарства (родственного тому, которым учёный уже врачевал туберкулёз), за окнами стемнело.
"Нет, это невозможно," сказал себе Арнери, умываясь. "Завтра меня вздёрнут на верёвке возле мятежников. Даже если девочка выживет, завтра ей не станет лучше. А если меня вздёрнут, некому будет колоть ей лекарство. Эксперимент прервётся... То есть, девочка умрёт точно".
Он протёр холодной кипячёной водой лицо спящего ребёнка, слегка смочил губы. Казалось, он уже видел эту бледную кудрявую головка раньше, только другой — смеющейся, лукавой.
"Если бы только нас с ней оставили в покое на неделю, на две..."
Но нет. Ему конец. И ей конец.
Тётушка Ганимед спала. Учёный сам сделал себе бутерброд. Потом сам изготовил новый свёрток со льдом. Завернул девочку, всю в бинтах поверх изрезанного, расползающегося платья, обратно в плотный плащ, чтобы лёд таял не так быстро, проследил, чтобы клеёнка между льдом и бинтами не елозила.
"Надо бежать," сказал он себе. "Другого выхода нет".
Саквояж собрать было нетрудно. Не слишком обширных денежных накоплений хватило бы на то, чтобы скрыться на время в приморском посёлке поодаль от столицы. Конечно, лекарство, шприц, бинты. Чистое бельё и туалетные принадлежности.
Одевшись, доктор вышел на улицу, высматривая извозчика. Нужен был самый дорогой, с мягкими рессорами, из тех, кто подбирает пьяных богачей с гулянок. Извозчик нашёлся быстро. Ход кареты был почти безупречен.
Когда учёный вернулся за девочкой и саквояжем, тётушка Ганимед снова проснулась.
— Куда вы едете? — робко спросила она. Нет, нельзя было говорить ей правду, как ни печально было обманывать верного товарища.
— Во дворец. Я отвезу девочку во дворец. Скажу, что ничем не могу ей помочь. Пусть срочно зовут лучших докторов...
— Вам отрубят голову, — слабея, сказала экономка.
— Вздёрнут, милая тётушка Ганимед. Я же не дворянин.
Женщина закусила подол передника, чтобы не сказать в такой момент лишнего. Арнери закутал девочку в плащ так, что нельзя было рассмотреть, что находится внутри получившегося куля, и сел в карету. Он думал сначала приказать ехать ко дворцу, а на полпути развернуть экипаж... Но в конце концов решил передать и девочку, и лекарства дворцовым докторам, а дальше будь что будет. Шансов выжить у него уже не будет, а вот у девочки они повысятся.
Карета неслась сквозь ночь. Фонари не горели — слишком много их было разбито во время беспорядков, зато луна светила вовсю. Арнери чудилось, что свёрнутая в плащ фигурка вот-вот расправится, оттуда выглянет девочка, но будет это на самом деле не девочка. Глупый страх из-за нервного напряжения. Учёный гнал его прочь. Дворец приближался.