Кукла с редким именем

Шкалик и двое

Двое опять шли по улице, ведя Шкалика.

Убежал один раз, убежит и другой — втолковывал один другому на страшном языке. - Неужели тебе обязательно нужна собака? Может быть, лучше его съесть? Я не ел уже несколько месяцев.

Есть мы будем, когда нас похвалят — говорил второй сытым голосом. - Он хорошо находит людей. Ее величеству нужны новые ценные участники роя.

Шкалик семенил между ними, скуля и перебирая лапами. Его загривок и грудь натирала новая, надежная, жесткая шлейка.

Они его кормили, но ему совершенно непонятно было, почему они требуют от него нюхать определенных людей и не отпускают. Может быть, они просто не привыкли отпускать то, что взяли в плен. Все обнюханные им очень плохо реагировали на то, как с ними разговаривали эти двое.

Один раз он видел, как человек в электричке схватился за сердце, когда они просто проходили мимо. «Кардиостимулятор» - проскрипел непонятное слово один, а второй показал зубы. Шкалик не понимал. Они могли выключать уличные фонари (это пугало тех, за кем они бежали по темным аллеям парка, от души наслаждаясь охотой), отключать телефоны или обезвреживать следящие глаза на вокзалах и в магазинах.

Шкалик знал, что, если на тебя смотрит следящий глаз, то жди беды. Обычно, если ты проскользнешь в магазин и достаточно силен, чтобы встать перед прилавком на задние лапы, ты увидишь следящий глаз, который скулит охранникам, пахнущим страшно. И они прибегают и гонятся за человеком или собакой, догонят — изобьют. Страшно пах любой человек, носящий с собой гремучее железо — Шкалик хорошо помнил запах ядовитой смазки, нагретого металла и свинца.

Заклинивать гремучие железки эти двое не научились — и поэтому парень на темной аллее, защищая девушку, засадил в них несколько свинцовых обрубков. Они упали и долго лежали, не шевелясь, пока длинноногие молодые тени убегали от них по грунтовой дороге, держась за руки и размахивая спортивными сумками.

Потом они с трудом встали, пытаясь распрямиться. Шкалик прятался в кустах, поджав хвост.

Тяжелая работа... - сказал один другому. - Тяжелая... Но все во славу царицы!

Царицы! - разогнулся второй. - Да будет славно ее имя! Кусать!

Этих мы не смогли укусить! - прервал его первый. - Но мы сможем укусить многих других! Это будет славная работа! Госпоже нужны хорошие слуги, которые будут способны чуять других таких же хороших слуг!

И нашарил опять поводок.

Способов убежать не находилось. Одно хорошо — что действительно разумным его не считали, так что еще оставался шанс. Если один спал (или выключался, как огромный метрошный пылесос), бодрствовал второй. Шкалика кормили, но не мыли и не давали снять шлейку. Только когда у него появился фурункул под лапой, его заперли на два дня в комнате без окон, уколов каким-то лекарством, оставили, чтобы все разлизал, а шлейку все-таки сняли. Все это время он безуспешно пытался копать под дверью.

Не работать было тоже невозможно. Когда его вели по улице, он пытался протестовать и падать на бок, но уже знал, что тогда начнут волочить по дороге. Ужас оказывался сильнее, и Шкалик вставал. Он отказывался подходить и обнюхивать, но люди сами шарахались от него. Получалось, что кто шарахнется, тот им и подходит.

Он никогда не видел, как кусаются осы, но знал, что после этого укушенный начинает быть послушным, тихим и делает все, чего от него ни попросят эти двое.

Значит, если его не укусили, а все время пытаются подавить, его кусать нельзя?..

Иногда его чесали за ухом или подкармливали чем-то вместо тухлого корма.

Но все равно было страшно.

Я съем тебя — урчал один из них, обнажая гнилые зубы.

Да, и ты заберешь его мерзкое умение — говорил второй. Но пока надо оставить.

Да, надо оставить — ворчал первый. - Это чрезвычайно противная собака.

Чрезвычайно противная собака...

Несмотря на весь этот кошмар, Шкалик терпел свое положение, узнавая то, что другие собаки не узнали бы никогда. Например, в мокром лагере из строительных вагончиков за железной дорогой жило множество укушенных, все вперемешку разных видов людей (люди спрашивали друг друга - «ты какой нации»?) - все разные. Пахло от них приятно — едой или теплом, и только иногда травяным запахом. Но потом от них начало пахнуть укусом, и Шкалик видел, как они падали, когда к ним приезжали машины и загружали их прямо в кузов. Люди отключались и сидели, болтаясь на ухабах и смотря в никуда, по двадцать-тридцать человек в одном кузове.

Гнездо для нашей царицы требует света — шипели оба. - Нужно больше угля. Хорошего каменного угля, и его должны носить живые руки!

Как понял Шкалик из их разговоров, сама Царица никогда не приходила ни к кому. Где они с ней встречались и откуда что знали, непонятно. Но для ее умных слуг требовалось очень большое гнездо.

Пойманных «умных слуг» привозили в комнату, обездвиживали и некоторое время ждали, пока подействует укус. Оба поводыря Шкалика завозили его в такие места, где он никогда не был — на большую стройку в чистом поле, куда просто так не пойдет ни одна собака, в длинные коридоры захудалой, уже обшарпанной новостройки, в огромную чистую гостиницу, в кабинет размером с вокзальную пещеру. Лапы тонули в густом ковре, на котором хотелось свернуться калачиком и заснуть, но везде было так опасно и так пахло, что Шкалик даже начал жаться к ногам страшных людей.

Оба страшных человека стояли посреди кабинета, а человек, сидевший за столом, вещал им:

Это очень важно — сохранить остатки уважения к монархии! Издревле … Ясно... Основы! Понятно... Разрушено! Восстановить!..

Шкалик не понял ни одного из этих слов.

Но после этого запахло крепкой настойкой, а еще после его вывели вместе со страшными людьми на улицу такие же страшные люди, только более живые, от которых несло ружейной смазкой и еще чем-то вроде перегретой батареи. Страшные люди взяли два больших тяжелых чемодана и по одной маленькой пластиковой карточке, сели в такси вместе со Шкаликом и отчалили.