Кукла с редким именем

Вергилий читает стихи

А давай постоим на просторе — предложил Виталий. - Как Герцен и Огарев.

Они пробирались к столице тайными тропами, безлюдными ночными окраинами шоссе, обходя заправки и ночуя в заброшенных домах. 

Вергилию, полуголому, но сильно поздоровевшему, была гостеприимными хозяевами стойбища на Эльбе выдана куртка, а Виталий, вылезший со станции и не захотевший пользоваться метро, привычно оставался в лохмотьях, правда — уже льняных: что до ящера, то Варфоломей и так себя хорошо чувствовал. Они шли пешком, оставив подземное хозяйство на Васю, пришедшего в полный разум, и мироновских друзей — уж очень хотелось летом побродить по бездорожью в компании великолепного зверя, чихая на все и не заботясь ни о чем.

Через месяц, черной ночью достигнув МКАДа, Варфоломей протрубил победный клич и через туннель вошел, покачиваясь, в пределы Москвы. Длинный зеленый хвост волочился за ним.

На кладбище все было по-прежнему, и Виталий не захотел прощаться с соседями. Им предстояло более важное дело — они шли прощаться навсегда. Когда солнце встало, они пожали плечами и посмотрели на город.

Нет — ответил один.

Да, конечно, нет — ответил другой. - Мы как раз на Якиманке.

Машины гудели, свистели гуляки, но никто не собирался их останавливать. Как Варфоломей прошел через парк Культуры, ухитряясь оставаться неопознанным для гуляющей толпы, им было неведомо. Но судьба в тот день оставила им сколько угодно места для внутреннего сосредоточения — не было ни просьб покататься на надувном драконе, ни полицейских свистков.

- Мы не будем прятаться — кивнул ему Вергилий.

- Да — прорычал Виталий. - Это должно быть обязательно так. На гору последний раз восходят во всем величии.

Варфоломей медленно прошел по набережной Яузы, вызывая восхищенные вопли детей и мам с колясками, распугал бегунов и танцоров, бросил взгляд на золотые мозги над Академией наук, мотнул хвостом и двинулся по направлению к Великой башне и смотровой площадке.

- А ты что-нибудь помнишь к нужной дате? - неосторожно спросил Виталий.

- У меня другая нужная дата — огрызнулся Вергилий, освободившийся от куртки. В его голове выл осенний вихрь. Он ехал по местам, где сначала жил юношей, потом — спешил читать студентам лекции, а потом... Потом...

- Я прочитаю — беспорядочно произнес он, путая согласные. - Я прочитаю про ...

- Тихо, услышат! - страшным шепотом произнес Виталий, обнимая его за плечи. Но его уже ничто не могло остановить. Покачиваясь в седле и размахивая руками, Вергилий продолжал читать стихи, на этот раз — про евреев.

Полоумная соседка прибежала поутру:

"Сара, Сара, с той недели у вас ангелы живут!

Не стреляют, не тоскуют, места в доме не займут,

Их полно, беловолосых, поделись давай со мной!"

Нет, не ангелы, солдаты, я соседке говорю -

Первый хворый, вторый пьяный, третий вовсе без ноги,

Их сюда определяет краснощекий офицер,

в ночь орал, грозится вешать, не поймает ли детей...

...как могли, так разместили, деться некуда, прости,

Первый в кадке, вторый в грядке, третий вовсе на крюке,

И такой-то муравейник получился у избы,

Что никто не догадался, где закопан офицер.

А она не унимается, руками разведет:

"Сара, Сара, сладко пахнет, верно, ангелы пришли!

А один вчера был добрый, потрепал по голове

И сказал, что для подруги дом построят на краю".

На краю - так на отшибе, убегай в свои в леса,

Тише мыши, ниже крыши, натяну на лоб платок,

жду, трясущейся рукою наливаю молока -

Пусть два дня сидят спокойно, дальше пули полетят.

Бестолковые солдаты отдыхают по углам,

Командир сидит на лавке с забинтованной рукой,

Живы старые старухи и увечные живут,

Согласишься быть солдатом - на роду поставишь крест.

Крест железный, в бубенцах, звезды о восьми концах,

Не избавит от заботы, не спасешься от огня.

А она кричит, токует - "Сара, ангелы пришли!

Я не вру, я точно знаю - завтра вместе в рай пойдем!"

Громовой его голос разносился, подхваченный эхом, и гуляющие разинули рты. Варфоломей вскинул голову к небу и зарычал.

- А, да, это прекрасно! - согласился Виталий и прочитал нечто другое.

Вот человек с мешком идет на вокзал,

Вот фронтовые запахи от мешка.

Каждый охотник знает, кто здесь фазан,

В эту мишень стреляют исподтишка.

Вот и следы от обстрела, и красный кант

Черных мундиров, и страх нищеты везде.

Счет закрывает добрый официант.

В нашем вагоне ездили по воде.

Тянутся добрые люди домой с утра.

Тонут обозы награбленного добра.

Что продаешь? Проводишь блошиный матч?

Или трофей негодный, плохой улов?..

И человек с мешком расстилает плащ.

И достает из мешка три тысячи слов.

Если бы небу не было горячо,

Если б ты не глядел, как солдат на вошь -

Я бы не обернулся через плечо,

Я не сказал бы, что вижу, где ты живешь.

Видишь - чужое небо над головой?

Видишь, в окопах дым, и близко река?..

Все хорошо, хорошо, но язык живой

питается соками мертвого языка .

Жадность убийственна, хватит о ней стенать.

Есть же безвременье. Что его поминать?

Есть же дороги,

полные солнца и тишины.

Что ты за книги привозишь домой с войны?