I
От театра до набережной можно дойти всего за десять минут. Театр стоял достаточно далеко от зловонной и грязной реки, чтобы запах не пугал господ, собравшихся на диковинное представление, и достаточно близко, чтобы Мастер мог беспрепятственно добраться до ожидающей его лодки, чтобы побыстрее скрыться из города после представления.
Меры предосторожности не случайны: с требованиями Мастера хозяева театра согласились сразу, ведь давненько в их городе не было чего-то столь щекотливо-запретного. Билеты на представление не продавались, а потому приглашение высылалось лично каждому заинтересованному, коих в этом скучающем сером городке было полным-полно. Для властей и полиции театр в тот день закрыли на реставрацию, о чём уведомили в официальном письме. Пришлось даже сымитировать небольшой пожар - дело ловких рук местных постановщиков, что лишь выпустили чёрный дым из окон гримёрок.
Когда с приготовлениями покончили, явился сам Мастер. В рабочей одежде, похожий на корабельного плотника, он прибыл на старой телеге, заполненной ящиками разной величины. Нерадивый охранник, что курил тут же у чёрного входа, хотел было отправить Мастера восвояси, но управитель театра выбежал на улицу заслышав лающий бас работника.
– Идиот! Мы ждали этого человека так долго, чтобы ты вот так по-хамски отправил его прочь? – сказал управитель и отвесил охраннику пощёчину. Сигарета последнего улетела в темноту переулка, закрутив огненную спираль, и с шипением потухла в ближайшей луже.
Мастера провели внутрь. Предоставили гримёрку, ближайшую ко сцене, как он и просил в письме. Ему ещё раз предложили помощников в организации представления. Он отказался. Тогда управитель поклонился Мастеру, крикнул, чтобы все убирались прочь из зала и со сцены.
Мастер сел перед зеркалом в гримёрке, слушая, как стучат сапоги рабочих театра, как звонко отбивают нетерпеливый мотив каблучки управителя. Когда всё затихло, Мастер достал из кармана штанов часы, что-то прикинул у себя в голове, убрал часы в карман и приступил к приготовлениям.
Он закончил за полчаса до начала действия. Тогда же рабочих пустили обратно. Сначала они решили, что в их отсутствие в зал пустили особо важных гостей, однако оказалось, что тут и там в зале сидели искусно выполненные куклы. На самом верху под тенями потолочных балок, угадывались устройства для манипуляций последними. Точно такие же куклы находились на сцене, замершие в разнообразных позах: одни застыли в рукопашной схватке, другие – в очаровательном и лёгком танце. Часть кукол висела на занавесе, точно какие-то насекомые, в угоду этому сравнению у них было не две руки, а четыре. Мастер же ходил по сцене, облачённый во фрак и высокий цилиндр, казалось, он вымеривал что-то шагами. В середине сцены же стояло кресло, в котором, видимо, сидела очередная кукла, заблаговременно накрытая шёлковой простыней. Работники ходили по залу, разинув рты, пока управитель, который пришел в себя секундой ранее, не рявкнул.
– По местам, ротозеи! Скоро начало!
Ровно через тридцать минут зал стал заполняться гостями. Каждый из них получил строгую инструкцию, как следует добраться до театра в тот день: где оставить карету, каким переулком следует пройти к чёрному входу, мимо какого поста полиции проходить нельзя, а мимо какого – подкупленного ранее – можно, где оставить, указанную в письме, сумму. Зал заполнился быстрее, чем обычно, все ждали выступления загадочного Мастера, о чём их уведомили в письмах через фразу: «Приехал М!». Что примечательно, сцену так и не закрыли от зрителей, рабочие лишь установили освещение, согласно плану Мастера, больше ни к чему им прикасаться не разрешили. Потому зрители застали практически ту же самую картину, что и рабочие, когда вошли в зал. Только Мастер больше не ходил по сцене, а стоял позади кресла, спиной к зрителям, заложив руки за спину, он смотрел куда-то наверх.
Послышался возмущённый голос одного из зрителей. Полный мужчина, еле влезший в тот вечер во фрак, негодовал на организаторов, ведь на его месте сидела какая-то кукла.
– Кто-нибудь уберите этого манекена!
Он покраснел, на лбу выступила испарина, выпученными от гнева глазами он искал того, кто поспешит избавить его от этой неприятности, но Мастер дал строгую инструкцию ничего не трогать, пока он сам не разрешит. Именно это управитель сообщил на ухо мужчине.
– А мне что теперь делать? Стоять все представление?!
Мастер обернулся лицом к залу.
– Что мне теперь делать, я спрашиваю? – кричал мужчина уже виновнику дискомфорта.
– Чего же вы так кричите, - послышался голос позади, - можно было просто попросить.
Мужчина ощутил на плече чью-то лёгкую руку. Он обернулся и отпрыгнул в сторону, или скорее резко шагнул, ведь из-за веса прыгать был не способен.
Кукла, что только что сидела на его месте стояла позади. Этот деревянный юноша с амимичным лицом, выпученными и не моргающими глазами, стоял и указывал одной рукой на освободившееся место, а вторую руку так и держал протянутой в направлении толстяка.
– Как ты? Как он? Откуда?
Толстяк разглядывал юношу, а тот только поворачивал голову вслед за перемещениями поражённого зрителя. Остальные тоже повставали со своих мест, следили за происходящим.
– Как же ты?
– Прошу вас, – заговорил юноша, но голос его доносился со всех сторон, – скоро начнётся представление. Садитесь же!
Толстяк помедлил, но все же протиснулся к своему креслу, однако в самый последний миг, деревянный юноша подцепил его за ботинок своей ногой и резко дёрнул в сторону. Толстяк с визгом и храпом повалился между рядами сидений под громкий смех остальных зрителей. Управитель поспеши на помощь, а публика тем временем следила за юношей, что бежал к сцене, причудливо закидывая ноги назад, совершая головой полные обороты вокруг шеи. Звонкий смех его доносился со всех сторон, отчего казалось, смеётся само здание. По-детски честно, но в то же время механически вынужденно.