Кукушонок

День тридцать четвёртый. Херви.

День тридцать четвёртый. Херви.

(Предупреждение. Очень тяжёлая глава.)

Солдат ничего не знал и пытался отрицать все обвинения. От этого Орёл становился всё злее, а пытки всё страшнее. Я потерял счёт времени, и мог только ждать неизбежной смерти солдата. Один раз кто-то попытался убедить Орла, что солдат и правда ничего не знает, но, получив кулаком в лицо, замолчал. Бадья с холодной водой для приведения подозреваемых в чувства успела опустеть, и пока её наполняли заново молоденький стражник окончательно затих.

Затем пыткам подвергли Ылгу. Защитников у неё не нашлось, кухарку взяли вместе с инструментами, и кого-то требовалось наказать за гибель солдат. У меня душа ушла в пятки, я пошатывался из стороны в сторону, и два страха боролись во мне в эту секунду. С одной стороны, я боялся, что она выдаст меня, с другой же ещё больше я желал остановить чужие мучения. Только страх, столь презираемый многими, как недостойное чувство, заставил меня сжать зубы и молчать. И Ылга.

Она понимала, что её смерть неизбежна. Я не знаю причину её ненависти к Викору Орлу, но это чувство ощущалось столь явственно, будто висело в воздухе тонкой дымкой. Повариха поняла из расспросов стражника опасения графа и постаралась их усугубить. Она легко подтверждала собственные мысли графа.

- Я служу герцогу Вепрю уже десять лет. Прознав о Меченном Хозяйками Топи, я сообщила ему. Герцог приказал похитить мальчишку. Я подготовила всё, чтобы люди Вепря смогли подняться по стене и выкрасть Инизамгора Орла.

Ылга спасла меня своей ложью, и попыталась вытащить из петли голову Херви:

- Мальчик ничего не знал, я обманула его, пообещав угостить вкусным, если он поможет мне размять старые кости. А до того рассказывала всякие небылицы, убеждая в том, что я ведьма. На самом деле, я взяла с собой, чтобы выдать за предателя. Если бы всё прошло, как надо, то я перерезала бы ему глотку, и все подумали бы, что так налётчики расплатились с тем, кто им помог. Когда поднялся переполох, и стража полезла на стену вместо людей герцога, я замешкалась и не успела зарезать Херви. Я думала поднять крик, чтобы без помех спуститься с его телом вниз. Но он оказался прытким малым, ещё и темень наступила. Не хочу перед смертью губить невинную душу.

Викор Орёл колебался. Он хотел поверить кухарке, но его подозрительность требовала довершить начатое. Когда стража подвела к пыточному арсеналу Херви, Лагрум подошёл к отцу и начал что-то шептать ему на ухо.

Викор взбеленился и попытался ударить сына, выкрикивая:

- Калёным железом измену выжгу!

Лагрум схватил его за руку, чего не позволяли себе слуги, и заговорил уже громче:

- Отец, ему всего двенадцать. Не сможешь поверить — прости, не сумеешь простить — прогони, не захочешь прогонять — брось в темницу. Не губи его и себя.

Викор ударил сына левой рукой и вырвал правую из его ладоней:

- Сопляк, мягкотелый дурачок. С глаз моих!

Лагрум вышел из пыточной, и всё началось заново. Херви удивил меня. Человечество успело накопить множество сомнительных и страшных знаний за свою долгую историю. Например, согласно статистике, от пыток ломаются двое из трёх. Херви мог бы подтвердить слова шпионки, но он с самого начала взял всю вину на себя. Если Ылга ненавидела Викора Орла, то Херви презирал. Он выдумывал разные истории, распаляя графа всё больше. Под конец тот сам схватился за пыточный инструмент. Я думал, что сойду с ума, но накатывала только усталость и опустошение. Страха уже не было. Ни во мне, ни в Херви. Мальчик оказался удивительно живучим и решительным. Очнувшись после побоев, он посмотрел на графа и сказал ему в лицо так громко, как мог:

- Тебе не терпится узнать причину моего предательства? Всё довольно просто. За свободу Замгри я хотел купить свободу Херви. Уверен, герцог не оставил бы меня в беде. Жаль, что ничего не вышло. Но я не отчаялся. Я знаю, что однажды, пусть пройдёт хоть сотня лет, и такие, как ты исчезнут. Люди будут равны меж собой.

Железный прут выпал из пальцев Орла. Возможно, так с ним разговаривали впервые в жизни. Он уже хотел наброситься на ребёнка, но тот снова потерял сознание. Потеряв всякий интерес, Викор вышел из пыточной, ему требовалось оформить суд над изменниками. Мрачная процессия покинула подземелье. Мне показалось, что Херви подмигнул мне. Я вышел на свет живым и здоровым, но это совершенно меня не радовало.

Не помню, что делал до самой казни.

Герольд Слинти прокашлялся и закричал:

«Согласно старинному закону о наказании соглядатаев, граф Викор Орёл постановил отнять у подлых изменников предательские инструменты.»

Приговор означал, что перед повешением их ослепят, лишат слуха, отрежут носы, вырвут языки и отрубят кисти рук. Всё это глашатай в подробностях расписывал, объясняя что и почему будет проделано. Считается, что в средневековье казни были чем-то вроде развлечения для народа. Не знаю, кто придумал эту глупость, но всё совершенно не так. Конечно, в городах на места казни собирались разные бездельники, одобрение которых легко покупалось деньгами и копеечными подарками. Если казнили преступника, то на казнь приходили обрадованные этим лица самого разного толка. Но большинство никогда не одобряло расправы. Понять это достаточно просто: в современном мире от этой практики почти повсеместно отказались. А уж когда казнят твоих знакомых…

После казни необычайно бодрый Викор Орёл повернулся ко мне и сказал:

- Жаль, что у нас нет времени в запасе. Ты отправляешься на Болото завтра. Нужно подготовить отряд.

А мне в уши будто ваты набили. И лицо застыло ничего не выражающей маской. Убитых солдат вывезли из замка и похоронили. Я что-то делал на автомате, разговаривал, может быть даже шутил. Когда я вернулся к себе в комнату, то застал Амаис. Глаза её были красны от слёз, она молча передала мне небольшой кинжал в ножнах и отмахнулась от моих попыток поговорить. Кинжал ощущался, как слабый артефакт. На столе лежало письмо. Видимо, она не хотела прощаться со мной лично.