Кукушонок

Дни с сорок девятого по пятьдесят восьмой.

Дни с сорок девятого по пятьдесят восьмой.

Лагрум покинул замок, отправляя домой только письма. Граф отказывался отвечать сыну и требовал немедленного возвращения наследника. О жизни старшего птенца Орла мы узнавали от случайных людей и агентов бургомистра. Лагрум поселился в Хегле, занимаясь делами семейства Орлов, охотой и выполнением мелких поручений. За несколько дней в городе ему удалось примирить графа с магами города.

Я слонялся по дворам и залам, не находя себе дела. Граф позволил мне тренироваться с Пламенеющим, как я назвал меч, но каждый раз выдавал его только сам. Какими бы дефектами не наделили Хозяйки Топи мой меч, он оставался одним из сильнейших артефактов королевства. За пару раз я научился экономить силы, не выдыхаясь после первой минуты. Кроме того, я смог «убедить» меч слушаться Викора. Взяв его в руки, граф ощутил всю скрытую мощь, и решил, что такую находку он точно не станет передавать в руки короля. Тем более, что Его Величество Игнис Лев до сих пор не ответил ни на одно письмо.

Жизнь текла плавно и размеренно. Когда бывали в замке, орлята старались не попадаться мне на глаза. Векер пробовал поиздеваться над моей хромотой, но увидев, как я дерусь с Пламенеющим, решил, что со мной выгоднее дружить. Его попытки сдружиться выглядели не менее неуклюжими, чем нападки до этого. Я сделал вид, что меня всё устраивает. Продолжая изображать верного сына и слугу, я общался с Валотией и графом.

К этому моменту я уже понял многое из того, о чём не догадывался прежде. Например, я и правда вёл себя, как идиот. Феодальные порядки — это не просто жёсткая и непреодолимая сословная дисциплина. Это ещё и лицемерие. В современном мире такую неискренность тяжело встретить, везде всё будет не совсем тем, чем является здесь. Начальственное и карьеристское лицемерие — это просто способ управления. Управления другими через управление собой. Торговое — лишь борьба за продажи и поведение во время переговоров. Только в Японии сегодня есть что-то похожее, с их умениями чувствовать обстановку и говорить то, что от тебя желают услышать. Но и там это лишь отголоски средневековья, используемые для прекращения войн, волнений и озлобления в обществе. Дым феодализма.

Я же был одарён социальной глупостью на высший балл. Возможно, деревенщина Замгри так и вёл бы себя, но поклясться в этом не могу. Сколько я не общался с крестьянами позже, среди них попадались без счёта и простаки, и крайне умелые переговорщики. Лицемерие здесь стало в некотором роде фундаментом, на который сваливался каркас из набора правил, обтягивавшийся традициями, суевериями, привычками и просто опытом столетий. Средневековье не слишком доверяло знаниям. Я не видел никаких притеснителей мудрости вроде заскорузлых христианских священников, странным образом создавших в Европе университеты и монастырские школы. С религией в Мальвикии как-то не сложилось.

Я видел храмы, служившие одновременно и философскими школами, но так и не получил чёткого ответа насчёт местных богов. Возможно, в других странах это было не так, но в Мальвикии философия властвовала без авторитетных посредников. Выучив примерно две сотни богов, я так и не понял кто и за что в ответе на Нибле и в головах верующих. Застой в знаниях поначалу удивил меня, но за ним стояли довольно глубокие философские рассуждения, жаль, что ошибочные. Кажется, я отвлёкся. Особая философия, хозяйственный уклад, или просто жестокая манера управления, я не знаю, что вызвало в людях такие изменения. Все врали всем.

Услышать искреннее мнение человека мог либо близкий товарищ, либо родственник. Влюблённые не врали друг-другу. Всё остальное общество пребывало погружённым во лжи. Не зная об этом, я принимал слова людей за чистую монету. Эту повязку слепца помогла снять Амаис. Она говорила мне правду, без неё я продолжил бы молотить головой о стену окружающего вранья. Люди Мальвикии почти всегда врали тем, кто выше их по положению, питая их и без того разжиревшее эго, регулярно лгали равным себе, стремясь добиться от собеседника необходимого именно им результата, не менее беззастенчиво и постоянно они обманывали тех, кто ниже их.

Проще было перечислить те случаи, когда они говорили правду: не лгали в договорах, предпочитая иные способы обмана, не лгали о том, что было общеизвестным, или легко выясняемым, не лгали в тех случаях, когда правда сулила больший барыш. Обман пропитал общество Мальвикии сверху донизу. Мои читатели всё ещё не понимают, как именно связаны ложь и лицемерие каалри с их образом жизни? Это очень весёлый вопрос, и я отвечу на него с удовольствием.

Сунь Цзы сказал: «Война — путь обмана.» Средневековье — это не прелестные картинки деревенской жизни, сменяющиеся криками «Deus vult!» Вовсе нет. Феодальные войны — это самые малокровные войны в истории человечества, но вовсе не из-за особого милосердия, или миролюбия мордоворотов в кольчугах и доспехах. Просто война в средневековье идёт круглосуточно, всех со всеми. И первое правило выживания в этой войне гласит: «Умей лгать и понимать чужую ложь». Большая часть этой войны бескровна, что не делает её менее жестокой.

Куда бы не пошёл далее «кукушонок» с Земли, он всюду будет вынужден воевать. Бедный, бедный кукушонок. Это открытие на пару дней оглушило меня. Причина такого противостояния лежит на поверхности, ведь ресурсы натурального хозяйства мизерны. Без товарного производства только то, что ты сам можешь создать — это твоё. Всё, что больше этого, ты можешь только похитить у другого человека тем, или иным способом.

Те крохи, которыми распоряжаются торговцы, это и есть все ресурсы выше натурального хозяйства. Но и здесь была проблема: местные хозяйства напоминали матрёшку, изолируясь с каждым новым уровнем всё сильнее. Обычный крестьянин кормил себя и свою семью, сам делал простые инструменты, носил одежду из домотканой материи. Деревня таких крестьян могла похвастаться тем, что сама делала инструменты посложнее, ковала железо, делала горшки, варила сыр. Город мог произвести и продать только то, чего крестьянин не мог сделать сам.