В тихом, но многолюдном дворе старого дома на улице, где каждый камень помнил шаги великих людей, жили две женщины, объеденные творческим порывом — Устинова Аполлинария Львовна и Рокоссовская Нинель Филипповна. Объединяла их, правда не только творческая стезя, но и цены на жильё.
Поэтому Полина и Нина снимали квартиру вдвоём, у старой бабушки Зинаиды Павловны Рубцевой за шестьдесят рублей. Неслыханная щедрость, так говорила сама Зинаида Павловна, которая жила этажом ниже и периодически стучала по трубам и поднималась ругаться с женщинами.
Обе они были людьми творческими, но каждая в своей сфере: Аполлинария — художница, а Нинель — не то поэтесса, не то писатель. Зависело от настроения, в грустные дни она писала стихи, а в светлые рассказы с глубоким смыслом.
Аполлинария, с хаосом рыжих волос и угольками глазами, часто проводила дни в своей «мастерской», как она её называла, а на деле это был лишь угол, завешанный и спрятанный за стеной из простыней с цветочками. Её картины, часто полные жизни и эмоций, отражали внутренний мир, который был, не всегда понятен окружающим. Она рисовала на холсте не только какие-то пейзажи, но и свои страхи, надежды и мечты, которые порой казались недостижимыми. Ещё Полина очень любила рисовать красивых людей, но, правда, вымышленных, за что когда-то в детстве мать её ругала. Мол, мало того что мазнёй занимаешься, так ещё и выдумщица, а значит, патологическая лгунья.
Нина, конечно, глубоко восхищалась творчеством своей духовной подруги, но иногда охала и вздыхала от запаха краски, заполнившего их небольшую квартиру.
— Аполлинария, дорогая, вам стоит чаще дышать свежим воздухом, — с этими словами Нинель кивала сама себе и уходила на кухню, за очередной чашкой кофе, чудный был напиток.
Она, с её светлыми кудрями и проницательным серым взглядом, часто сидела за столом, заваленным страницами с замыслами и черновиками. Женщина писала о любви, о свободе, о том, что значит быть женщиной в мире, где всё ещё царила патриархальная система, конечно ещё и о политике. Было бы сплошным нонсенсом не затронуть тему, популярную в любом времени. Это был бы её провал, как поэта. Стихи и прозы были наполнены страстью и глубиной, и хотя многие из её работ не находили признания, Нина не сдавалась. Вечерами женщина грезила о великой славе, запивая все тревожные мысли чашкой кофе. Удивительный напиток.
Ну и как бы женщины ни боролись с мужчинами за свои права, один мужчина всё же был в их доме. Гриша был полосатым серым котом, который жил в этой квартире ещё до Нины и Полины, а поэтому и уходить не собирался.
Жизнь в квартире № 18, арендуемой у Зинаиды Павловны, продолжала течь своим чередом, и, несмотря на все трудности, Аполлинария и Нинель находили какую-то сострадательную радость в каждом новом дне. Их творческая энергия переплеталась всё больше, создавая атмосферу, в которой каждая могла быть собой.
Однажды, когда за окном разразилась метель, Полина, вдохновлённая зимними пейзажами, села за холст, чтобы запечатлеть мгновение. Окно было раскрыто почти нараспашку, а женщина была погружена в работу. Нина, завёрнутая в пухлую шаль, недовольно с хлопком прижала улетающий лист к столу. Наконец, усевшись на потрепанный стул со спинкой, поэтесса начала писать стихотворение о том, как зима обнимает город, словно старая подруга, которая пришла навестить. Но вскоре её мысли унесло в другую сторону — к вечной борьбе, холодам, усталости…
«Срывая шали с каждой встречной дамы,
По улице бредёт остывшая Зима,
И одиноким взором осмотрев границы…»
— Нинель, милая, вам дует? — теплый тягучий голос нарушил тишину.
— Конечно, но я хотела бы думать, что это ветер перемен…
— Ветер перемен, — улыбнулась Аполлинария, закрывая окно, — звучит как хорошая метафора. Но, знаете, иногда перемены приходят не так, как мы ожидаем. Они могут быть холодными и неуютными, как эта зима.
— Да, но именно в холоде мы можем найти тепло. Тепло дружбы, вдохновения, надежды, — Нинель задумалась, потирая подбородок. Она знала, что перемены требуют смелости, но в то же время они могут быть пугающими, — Знаете, дорогая, иногда бывает довольно тяжело, у меня ведь, кроме вас, в этом городе никого не осталось, душа иногда так и болит.
Полина, услышав эти слова, отложила кисть и повернулась к Нинель с искренним беспокойством в глазах.
— Я понимаю, милая, Нинель. Иногда одиночество может казаться невыносимым, особенно в такие холодные зимние дни.
Нинель вздохнула, опустившись на потрёпанную кушетку рядом с художницей.
— Да, вы, безусловно, правы. Но иногда кажется, что мне не хватает чего-то большего, чем просто общение. Я хочу, чтобы мои слова и чувства нашли отклик у других, чтобы мы могли объединиться и поддерживать друг друга. Чтобы люди смотрели на меня и дорожили…
— Это я тоже понимаю, — мягко сказала Полина, присаживаясь рядом с Нинель. — Нам всем нужно ощущение связи, особенно когда мир вокруг кажется таким холодным и безразличным. Но знаешь, иногда именно в такие моменты мы можем найти силы, чтобы создать что-то новое и прекрасное.
Нинель посмотрела на подругу, её глаза наполнились надеждой и влагой.
— Мне так тяжело говорить о своих чувствах, на бумаге выражать их намного легче…
—Да… — ответила Полина, бережно обнимая Нинель. — Иногда слова на бумаге могут быть более искренними, чем те, что мы произносим вслух. Это как будто ты передаёшь свои мысли и чувства в безопасное пространство, где они могут быть поняты и приняты.
Нинель кивнула, вытирая накопившиеся за годы слезы с глаз.
— Да, именно так. Я всегда писала стихи и рассказы, когда мне было грустно, но мне кажется, что мне не хватает смелости делиться этим с другими.
— Вы не одна. Я буду рядом с вами, — сказала Полина, её голос был полон тепла и поддержки. — Мы все сталкиваемся с трудностями, и именно поэтому так важно делиться своим опытом. Ваши слова могут стать утешением для кого-то другого, кто чувствует себя так же, как вы.