La Farfalla

6

К декабрю страсти улеглись. Равновесие было найдено. При утрате душевной гармонии – достижение немалое. Да он и не подвержен большим страстям. Сильные чувства в нем оборачиваются тоской, а после сменяются светлой грустью. Драмы – не его удел. Так твердил себе Жанлука Росси последние несколько дней с тех пор, как приехал в Рим. Хотя в Риме он задыхался тоже. Но сейчас внешним заслонялось внутреннее. Он встречался с друзьями. Бродил улицами. И почти закрывал уши, пытаясь не слышать. Ни агитации, ни новостей, ни разговоров. Если бы он мог существовать в каком-то собственном мире, то только здесь бы его и видели. Но он не мог. Собственный мир – это внутреннее. А внутреннее он глушил.
За окошком автомобиля мелькали уличные фонари, освещая дорогу. А он пытался вслушиваться в болтовню Чезаре.
- Ох, и удружил ты мне с этими бабочками, - привычно разглагольствовал синьор Торнабуони, поглядывая в окно на проплывающие мимо особняки.
В одном из таких домов их ожидали на прием, устраиваемый знатным семейством, дружбой с которым Симона велела дорожить. «Если вы, отец, не посетите их сегодня, в следующий раз они не приедут ко мне», - заявила она поутру, когда Чезаре вновь попытался отговориться от поездки.
- Я еле-еле нашел, где купить этих треклятых насекомых! Но дальше-то мне что делать? Становиться фермером и разводить бабочек? Я, между прочим, банкир! А девочка моя уже загорелась. Так и ждет, когда достроят оранжерею. А еще друг, называется! Вот знаешь что, - синьор Торнабуони отвлекся от городского пейзажа и повернулся к Жанлуке. – Ты это затеял, ты и думай, как это хозяйство вести.
- Господи, да найми энтомолога, пусть он забивает себе голову тем, как о них заботиться. Твое дело на них любоваться, - отмахнулся Росси и вдруг усмехнулся: - Ручной архитектор у семейства Торнабуони имеется. Будет и ручной энтомолог. Специалист по части бабочек.
Чезаре хмыкнул и проворчал:
- Не такой уж и ручной. Бросил стройку, из Рима исчез…
- Ну а что, позволь узнать, мне сейчас делать на этом острове? Вопрос эскизов решен. Чертежи я могу и здесь подготовить. Там сейчас все равно только-только заканчивают все расчищать. А к фонтанам даже не приступали. Вот к весне и съезжу, посмотрю. Ты же знаешь, как я работаю, Чезаре. Я когда-нибудь тебя подводил?
- Нет, - признал Торнабуони, выбираясь из машины – остановив автомобиль на ярко освещенной лужайке перед шикарным палаццо, шофер распахнул дверцу. – И все же там сейчас все без присмотра.
Как обычно, невзирая на свою внушительную комплекцию, Чезаре шустро прошел через распахнутые двери особняка, приветствуя знакомых направо и налево. А спустя короткое время, перекинувшись несколькими скучными фразами о политике, финансах и премьере «Деборы и Иаили» с хозяевами дома, удобно расположился в глубоком кресле в курительной комнате с сигарой в одной руке и бокалом любимого кьянти в другой.
- Ха! – неожиданно подпрыгнул Чезаре и повернулся к сидевшему в соседнем кресле Росси. – Только посмотри туда!
Жанлука лениво повернулся и проследил взглядом в направлении, куда указывал Торнабуони. Несколько мужчин. Тесный кружок. Сам Росси готов был поспорить, что каждый из них, как минимум, носил титул. Как максимум, приближен к королю. Впрочем, что теперь-то давала близость к монарху?
- А я говорю о том, что предоставить полномочия премьер-министру было единственным возможным решением кризиса! – сдержанно, но довольно громко, так, что слышно его было и в этом конце комнаты, говорил высокий и широкоплечий мужчина в форме. – Или сделать это, или позволить и дальше расти беспорядкам. А кто иначе? Социалисты? Во всяком случае, он производит впечатление человека, способного на решительные действия. Он уже это продемонстрировал!
Жанлуке отчаянно захотелось прикрыть уши. Но это было невозможно. Не здесь.
- Вот этот, в форме, - негромко сказал Чезаре, приблизив губы к уху Росси, – Леопольд ди Риньяно, старший сын бывшего хозяина моей мареммской виллы. В прошлом месяце невероятно удачно женился, - хохотнул банкир. – Полтора мешка североамериканских долларов. Между прочим, синьора ди Риньяно открыла счет в моем банке. Если бы не это заокеанское сокровище, даже продажа виллы не спасла бы семью Леопольда от разорения.
Архитектор некоторое время смотрел на продолжавшего что-то доказывать офицера и медленно соображал. Потом так же медленно перевел взгляд на Чезаре и негромко спросил:
- В прошлом месяце, говоришь? И давно это было известно в обществе?
- О свадьбе, конечно же, сообщили в газетах, - пожал плечами Торнабуони. – Впрочем, это было дело давно решенное. Лишь ненадолго отложили из-за смерти его отца.
Росси понадобилось только несколько следующих минут, чтобы теперь же и навсегда принять решение. В сущности, наверное, только так и должно. Иначе вечность будешь стоять на распутье.
Он резко встал с кресла и поставил бокал с вином на поднос пробегавшего мимо официанта. На него удивленно воззрился Чезаре.
- Ты куда это собрался? – спросил он Жанлуку.
- Как куда? – приподнял тот бровь, на мгновение обернувшись. – В Монте-Арджентарио. Ты же сам сетуешь, что я забросил твою стройку!
Челюсть Торнабуони отвисла, а взгляд стал совершенно растерянным. Но Чезаре не был бы хорошим банкиром, если бы не умел соответствовать быстро меняющимся обстоятельствам. Он легко вскочил из кресла и, подхватив Росси под руку, поволок его к выходу.
- Как вовремя тебе пришла в голову эта замечательная идея, - весело сказал он. – Подвезу тебя на вокзал. И Симона не станет ворчать, что я рано сбежал с вечеринки.
Росси прибыл в Орбетелло только поздней ночью. Остановился в какой-то гостинице, чтобы скоротать последние часы перед утром. И сам не заметил, как уснул. Кажется, он давно не спал так крепко – с самой войны. Успевая высыпаться между сражениями. Он и сейчас готовился шагнуть в неизвестность, толком не понимая, как и что будет делать и говорить. Одно он знал наверняка – пока в его силах пытаться, он будет пытаться.
Проснулся, когда часы показывали шесть утра. Солнце робко заглядывало в окно. И он вдруг подумал, что уже и пешком бы дошел. Налегке, без вещей. Что тут осталось-то?
В гостинице он договорился об автомобиле. И уже менее чем через час стоял у ресторана Делла, у которого не был, кажется, целую вечность. Господи, из скольких же вечностей состоит одна жизнь?
Росси вошел в зал, на удивление безлюдный и тихий. И устроился за столиком в углу, который привычно занимал долгие недели, без сомнений самые счастливые за многие годы. Он любил этот столик особенно потому, что отсюда было видно, как из кухни в зал снуют туда-сюда работники ресторанчика. И как она иногда показывается в дверях в своей светлой косынке.
Жанлука сложил руки на столешнице и замер, ожидая. Слыша только собственное сердце, бьющееся где-то у горла.
Ему недолго пришлось ждать. Услышав, как хлопнула входная дверь, Алессия вышла из кухни. В темной блузе с широкими рукавами и длинной юбке она казалась гораздо старше своих двадцати трех лет. Волосы были заплетены в косу и собраны тяжелым узлом на затылке. В глазах застыли усталость и грусть.
Прошедшая осень принесла слишком много разочарования и боли. Из ее жизни ушел Леопольд. Навсегда. Об этом знали все в Монте-Арджентарио. Потом ушла мама. Однажды утром она не проснулась. Это стало настоящим ударом. Никколо Делла теперь жил словно где-то рядом, в своем непостижимом мире. И Фарфалле часто казалось, что и отец ее покинул.
Заметив посетителя, Алессия замерла у стойки. Молчала и смотрела на Жанлуку, не решаясь подойти ближе. Как и он – не мог встать и приблизиться к ней. Все, что он мог – это глядеть в ее глаза, совсем другие, чем он помнил. Глядеть безотрывно. И не замечать ничего на свете, кроме этих обсидиановых блестящих глаз.