Лавандовое сердце

11. За меня решает август

Время, проведенное с дочкой, надолго зарядило меня радостью и оптимизмом. Вернувшись на ферму, я с энтузиазмом приступила к следующему этапу своего «ученичества». Да-да, седовласая пани Ханна представлялась мне колдуньей, а я себя видела в роли подмастерья, осваивающего секреты приготовления зелий. Правда, я призналась хозяйке, что запах лаванды почему-то действует на меня угнетающе, и то и дело выходила подышать воздухом. На поле это было не так заметно, возможно, все дело было в том, что в мастерской ароматы концентрировались, и их воздействие усиливалось.

- Вообще-то, лаванда считается нейтральным растением: одних она успокаивает, других, наоборот, будоражит.

- И от чего это зависит? – уточнила я.

- От того, что внутри, - улыбнулась хозяйка.

Я не стала уточнять, что она имеет в виду. Предпочла сосредоточиться на деле. Мы лущили семена, готовили масло и саше, упаковывали заказы. На одной из полок я заметила корзину с мылом самых причудливых форм, приготовленных внучкой пани Ханны. Здесь были ракушки, цветы, птицы, сердечки, а цвета варьировались от нежно-сиреневого до насыщенно-фиолетового.

На стене висел список клиентов, и по мере того, как в углу для посыльного появлялась очередная коробка или сверток, я вычеркивала имена. Оставшиеся ингредиенты мы аккуратно расфасовали по баночкам и пакетам – их пани Ханна хранила не больше двух лет, потом все теряло свои свойства. Настал день, когда в делах выдалась передышка. Я уже знала, что с пани Ханной нечего мудрить, поэтому сказала, что хочу прогуляться вечером.

- Конечно, деточка, - согласилась она, не проявив ни удивления, ни любопытства.

И вот, в новом, подаренном Бланкой, платье я собралась на долгожданное свидание. Трей предлагал заехать со мной на ферму, но я решила, что удобнее будет встретиться на развилке – мне не хотелось, чтобы хозяйка знала, с кем я собираюсь провести этот вечер.

Ехали мы недолго, но по дороге ландшафт менялся несколько раз. Трей остановил машину возле огромных валунов, над которыми нависали деревья, но никакого озера я не увидела.

- Дальше придется идти пешком, - сказал он, - на машинах туда нельзя.

Мы ступили под сень гигантских деревьев, чьи стволы густо поросли мхом. Птицы тут не пели, хотя лес был наполнен таинственным шелестом и шорохами. Как я поняла из таблички, встреченной на развилке, на озере еще запрещалось купаться, разбивать палатки и разжигать костры.

- Вот поэтому это место у туристов и не пользуется большой популярностью, - пояснил мне Трей, - сюда приезжают только ценители красоты.

И когда мы вышли к берегу, я поняла, о чем он. Когда-то древнее море отступило гораздо дальше, за серо-серебристые скалы, оставив после себя светлое зеркало, в котором отражались деревья и облака. Я осторожно присела на камне и окунула пальцы в воду. Вода была такая чистая и прозрачная, что, казалось, моя ладонь погружается в воздух, если бы вода не холодила пальцы. Все здесь был необычным, не похожим на мягкие краски и плавные очертания природы здешнего края. Все было величественным, могучим, насыщенным переливами и оттенками. Изумрудная зелень растений, красные валуны, бирюзовая – в далекой глубине - вода.

Мы двинулись по тропинке вдоль озера, и Трей показал мне на скалах над нашими головами полосы из окаменевших ракушек – след отступившей когда-то воды. Мы почти не разговаривали, почему-то все вокруг располагало к спокойному, вдумчивому созерцанию. И хотя романтики не получилось (за все время Трей лишь дважды взял меня за руку, и то, чтобы помочь перебраться с одного крутого выступа на другой), я осталась под сильным впечатлением. Удивительный, волшебный край!

Мы вышли на открытую площадку, где плоский козырек выдавался над озером, чтобы посмотреть на закат. Уходящее солнце щедро разливало малиновый огонь и, смешиваясь с водами озера, повсюду сияли отплески дымчато-розового, насыщенно-оранжевого, густо-синего. Возвращались в сумерках. Прощаясь, я искренне поблагодарила Трея за эту поездку, и он осторожно и нежно поцеловал меня в щеку:

- Тебе спасибо, Ви, за эмоции.

Так незаметно и естественно мы перешли на «ты».

Пани Ханна уже отправилась спать, но под салфеткой на столе меня ждал остывший давно ужин. Я улыбнулась: как сильно в ней желание заботиться о ком-то. И как жаль, что рядом лишь я. Я представила дом, полный смеха и детских голосов. Все-таки несправедливо, когда остаток жизни человек доживает в одиночестве. И хотя я уже поняла, что хозяйку ее уединение вовсе не тяготит, я все же верила, что в окружении близких людей ей было бы веселее. Даст бог, все сложится, и свою старость, которую пока я представляла себе очень смутно, я проведу по-иному. Я поняла, что очень соскучилась по Бланке. Звонить ей, конечно, было поздно, но хотя бы напишу. Я пожалела, что на озере не сделала ни одного фото, вот бы показать! Хотя там доставать камеру казалось просто неуместным, да и, честно, я и не вспомнила о ней.

По списку вызовов я увидела, что пан Матс сегодня беседовал с матерью. Вот и молодец, пусть исправляется. Потом было еще два неотвеченных звонка: в девять и десять вечера. Может, что-то случилось? Или он о чем-то забыл ей сказать? Будить хозяйку мне не хотелось, но я заволновалась. Контакт светился зеленым, и я рискнула написать, спросить, все ли в порядке. И тут же замигал сигнал вызова: