Лавандовое сердце

13. За меня решает скорбь

Прошел день рождения. Гости разъехались. Бланка со Стефи пообещали друг другу, что обязательно будут видеться в столице. Селеста заметила, что я здесь, на ферме, расцвела, и дай бог, чтобы все у меня получилось! Пани Ханна убрала в старинный комод запасные простыни и одеяла, а я всплакнула, обнимая Бланку у ворот (близнецы ведь приезжали на машине, и захватили ее и Тоби с собой).

Сентябрь. На деревьях появились первые желтые листья. Ночи становились все холоднее, время от времени принимался поливать дождь, хотя дни еще стояли теплые и ясные. Несколько дней мы с пани Ханной обсуждали прошедшие праздники и гостей, потом вернулись к привычным делам. Матс не появлялся, только звонил по телефону (не по комму) и сетовал на занятость. Я лишь головой покачала – ненадолго же его хватило! Но пани Ханна, хоть и скучала, но с пониманием относилась к исчезновению сына. С гордостью рассказывала, что он с самого раннего детства отличался целеустремленностью и был уверен, что многого добьется. И ведь оказался прав: чудесные дети, бизнес процветает, да и получить разрешение жить в городе особого статуса – не каждому удается!

Словно стремясь заполнить пустоту в общении с сыном, она стала чаще вспоминать про его детство, рассказывала мне всякие забавные истории, связанные с ним и то, как любил его отец, как возился с ним, пока пани Ханна занималась лавандой.

- Матти лаванду не любит, - улыбнулась хозяйка, - он всегда прибегал на поле и начинал ее рвать, чтобы я отвлеклась. Я сердилась, конечно, но понимала, что так он требует внимания. И тогда брала его за руку, и мы отправлялись на холмы гулять. Сочиняли истории, высматривали птиц.

- А мы с Бланкой любили играть в игру, на что похожи облака.

- Да, знакомая игра, - улыбнулась хозяйка.

Так, в душевных беседах и повседневных делах, проходили наши дни.

Почему-то в дождливое утро мне всегда было просыпалось легче, чем в солнечное. Вот и сейчас, когда по стеклу бодро барабанили капли, я проснулась с улыбкой, потянулась и прислушалась к шуму ветвей за окном. Осень. Скоро дожди зарядят надолго, дни станут короче, а ночи холоднее. Наверное, второго цветения лаванды мы не дождемся, хотя пани Ханна ласково говорила, что на молодые кусты есть надежда. Зато в саду начинается буйство красок: выстреливают звездами астры и хризантемы, забавными шариками украшаются георгины, обсыпают дорожку до калитки ярко-оранжевые бархатцы. Да-да, теперь я научилась разбираться в цветах (хотя бы в названиях и в том, как они выглядят), и меня это очень радовало. А еще, по счастливому совпадению, прямо под моим окном цвели мои «именные» цветы, хрупкие и нежные.

В гостиной пани Ханны не оказалось, но я не удивилась: она частенько вставала раньше меня и уходила во двор. За это время я отвоевала право варить нам кофе, и теперь, лелея в себе чувство тихой радости, суетилась у плиты. Хотя нет, как раз, не суетилась, наоборот, все делала спокойно и аккуратно.

Стол был уже накрыт, а пани Ханна все не появлялась. Я вышла на крыльцо, но во дворе ее не увидела. Тревога легонько царапнула сердце, и я пошла в ее комнату. И все поняла еще раньше, чем увидела ее, маленькую и безмятежную, под лоскутным одеялом. Ее легко было можно принять за спящую, если бы не странно вывернутые неподвижные ладони. Я глубоко вздохнула, на цыпочках приблизилась к кровати, и осторожно дотронулась до ее руки. Холод. Холод неотвратимой смерти. Я отшатнулась, отступила и вернулась в гостиную.

Долго смотрела на стол, на котором стояло два прибора. Потом сжала кулак и прикусила до крови костяшки пальцев. Нет. Это неправда. Это не с ней. Это не со мной. Сколько я тут жила, я ни разу не видела, чтобы пани Ханна захворала. Она была живенькой и юркой, как птичка, и всегда легкой на подъем, и необычайно выносливой. А теперь…Мой блуждающий взгляд уперся в телефон. Я пролистала телефонную книжку, нашла, к счастью, телефон местного доктора и позвонила. Он был дома и пообещал скоро приехать.

Ждала я доктора на ступеньках. Мне невыносимо было оставаться в доме. Мисти, видимо, почуявшая беду, терлась у моих ног и жалобно мяукала. Доктора я узнала – иногда мы сталкивались в хуторской лавке, и он всегда церемонно, немного смешно раскланивался со всеми встречными. Он прошел в спальню пани Ханны и быстро вернулся, сжал своими теплыми (такими теплыми!) пальцами мое плечо.

- Крепитесь, милая, пани Ханна отошла в мир иной.

И вот только тогда, услышав от другого человека слова о неизбежном, я расплакалась. Доктор, видимо, привыкший к таким реакциям, захлопотал, усадил меня в кресло и подсунул мне успокаивающие капли, от знакомого лавандового запаха которых я зарыдала еще горше.

- Но послушайте, успокойтесь. Восемьдесят пять лет – это весьма солидный возраст, угасание было естественным. Она умерла тихо, без мучений, во сне. Не каждому дана такая долгая жизнь и такая легкая смерть… Вы поддерживаете общение с Матсом или мне сообщить о кончине пани Ханны поверенному?

Я замерла в ужасе. Пока я только пыталась осознать тот факт, что хозяйка умерла. То, что это – лишь начало, я и не думала. Придется сообщить Матсу. Придется организовывать похороны. А потом…мне нужно будет уезжать? Опять все летит к чертям! Только я нашла место, где мне хорошо. Только впереди забрезжила надежда, что я все решу. И тут!

Рыдания вернулись с удвоенной силой, но доктор терпеливо ждал ответа. Поддерживаю ли я общение с Матсом? Ну, если наши бесконечные стычки можно назвать общением, то да. Последние разговоры не в счет – сейчас мне уже не верилось, что мы могли общаться спокойно.