Лечение от картавости
Жарким летом ничего делать не хочется. Палящее солнце нагревает тяжелый воздух, что становится душно даже на улице. Ни о каком ветре и речи быть не может.
Люди ползут по плавящемуся асфальту в поту и изнеможении, да так медленно, словно у них панцирно-твердая спина, выпуклый чешуйчатый живот и убогие тонкие ножки. Никто не желает в такое время жить.
Голова плавится. По дороге еще идет человек. Рано-рано утром. Он работает весь год без единого выходного. И никаких отпусков. Ничего, кроме собственного города, он не видел.
Дошел он наконец до больницы — видно, что-то там ему было нужно. Поднялся по длинной лестнице, вошел в белый коридор с обшарпанными стенами, которые были все в деревянных дверях с трехзначными номерами. Он постучал в одну из них и сразу вошел.
Его встретил небольшой кабинет, в котором был письменный стол, табурет, койка, устеленная синей простыней, на потолке была лампа, светящая желтым светом; она изредка мигала. Рядом с койкой была еще одна табуретка, на которой лежали всякие металлические штуковины — в основном, острые и страшные.
За столом сидел мужчина в белом докторском халате, он перебирал какие-то бумаги и, видно, пока к нему не зашли, ставил свои большие неразборчивые росписи на каждой.
Тут он, не поднимая взгляда с бумажек, сказал:
— Проходите, — говорил он тихо, хрипло, — проходите скорее, я сейчас вами займусь.
Человек сел на койку и в напряжении ждал, что будет дальше. Кажется, ему было не совсем комфортно. Он горбился, спина его была кривая.
Доктор оставил наконец свои дела и встал из-за стола. Он подошел поближе к пациенту и подождал некоторое время — думал, его гость сам догадается, что нужно сообщить, что его тревожит.
— Так что же вас тревожит? — раздраженно сказал доктор.
— У меня, в общем-то, все хорошо. Просто замечательно, мне тут немножечко только...
— Подождите-ка, что же с вашей “р”?
— А что с моей “р”?
— Какая-то ваша “р” совсем не такая, как у меня.
— Как же...
— Повторите-ка еще раз.
Человек протяжно произнес одну эту букву.
— Что ж за “р” у вас такая? В жизни такого не слышал! Какой-то неправильный звук. Нужно исправить.
— Но...
— Исправим-исправим, не переживайте ни секунды. Будет у вас хорошая “р”! Правильная!
Он наклонился к табурету с инструментами и стал перебирать один за другим, изредка посматривая на пациента, будто понимал по его виду, что нужно взять. Наконец в его руке заблестел какой-то острый металлический прибор; в другую он поместил щипцы.
— Ложитесь, дорогой мой, — сказал доктор доброжелательно.
Пациент послушался и нехотя открыл дрожащий рот. Доктор наклонился и начал осматривать что-то во рту. Там ему что-то показалось не таким, как в его рту. Он стал лезть щипцами человеку в горло, затем — инструментом с заостренным концом. Он усердно трудился и не видел в этом ничего такого. Это была часть его работы.
Человек, которому в рот лезли какими-то инородными предметами, кривился, вцеплялся пальцами в койку и глухо вопил от боли. Он очень хотел, чтобы это прекратилось, но боялся нарушать процесс — вдруг доктор дернется от испуга и порвет ему горло.
Поковырявшись еще с пять минут, доктор закончил работу. В горле пациента слюни мешались с кровь. Доктор обработал место, откуда сочилась природная красная жидкость (боюсь представить, как в тот момент щипало и драло пациента), затем взял вату и сунул ее, чтобы остановить течение.
— Ну все, дорогой мой, — он вытер выступивший на лбу пот той же рукой без перчатки, которой сейчас лез пациенту в горло, — теперь вы здоровы! Походите так недельку, и все заживет. Вот увидите, теперь ваша “р” ни чуть не хуже моей!
Пациент встал с койки, ему было очень тяжело дышать. Каждый редкий глубокий вздох сопровождался хрипом и свитом где-то в горле. Он кивнул доктору в знак благодарности и пошел на работу.