Ледяная княжна

Первая часть

Глава первая

Начало пути.

Мое имя Айрин Лэриш Таль-Сорецки. Мать зовет меня Лэриш, отец с братом Риш, дед, когда был жив, всегда звал Айрин. На севере это слово переводится, как ледяная роза - редкий цветок, расцветающий у подножий ледников, и брат, когда мы с ним ругаемся, частенько обзывает меня колючкой. Я бы много отдала, чтобы вновь услышать его голос.

Таль-Сорецки - княжеский род. Мой дед происходил из северных князей. Он приехал в нашу страну послом, да так и остался, сраженный красотой моей бабушки. Северная родня побушевала, погрозила отлучением от семьи, но затем смирилась. Деду даже титул оставили, лишив его детей права наследования. Мой отец не слишком огорчился, женивший на красавице-графине, причем по большой и чистой любви.

От их брака родились мы: я и мой брат Толир. Брат целиком пошел в мать: широкоплечий, черноволосый - типичный шарналец, а вот я уродилась в отца и деда.

"Северная" - шептались за спиной соседи. "Северная?" - допытывались друзья. Я и сама не знала, кто я. Светлые до снежной белизны волосы, тонкие черты лица, бледная, фарфоровая кожа, даже летом не темнеющая от загара, огромные голубые глаза.

"Моя северная роза", - улыбался дед, гладя по волосам.

"Как бы не было беды от такой красоты", - сокрушалась бабушка. Она покинула нас полтора года назад. Дед, разом постаревший лет на десять, тихо угас вслед за ней. Я сильно горевала по нему, стыдно признаться, даже больше, чем по бабушке. Дед всегда был рядом, сколько я себя помнила, он рассказывал сказки, подбадривал, давал советы, а еще учил.

Хорошо, что его прибрал к себе Трехликий, и он не застал того, что творится сейчас.

"Ледяная ведьма", - это приговор. От него не спасает ни красота, ни высокое положение. Если в стране объявлена охота на ведьм - спасайся, кто может и... куда может.

А началось все три с половиной месяца назад, когда наш король решил, что пора восстанавливать историческую справедливость, и объявил войну северному соседу. Повод... хм, может он и был, только, кто его теперь разберет действительно ли стреляли на границе или это была провокация? Разом вспыли исторические документы о прежде единой Шарналии, которую четыре поколения назад разделили поровну между близнецами-наследниками. Тогда это казался наилучшим вариантом избежать междоусобной войны. Тогда, но не сейчас.

Профессора, летописцы и много всякого ученого народа чуть ли не хором утверждали, что пра-прадед нашего короля был рожден первым, а значит, имеет неоспоримые права на всю страну, а не только на половину. Все газеты и ведомости, казалось, тогда состояли из одних только рассуждений о близнецах и ошибках их родителей.

Мне по большому счету было все равно, на какую часть Эдгард третий имеет больше прав, но разве мнение княжны, даже не наследной и, тем более, ни разу не великой, кого-то интересовало?

Северная Шарналия реагировала сдержанно, пытаясь по дипломатичным каналам достучаться до разума нашего короля. Надо ли говорить, что эти попытки полностью провалились? Когда разум затуманен жаждой власти и славы, есть ли в нем благоразумие? Нет.

Эдгард третий так и ответил на попытки примирение: "Нет. Мы долго терпели несправедливость. Истине пришла пора восторжествовать. Мы вернем себе наши земли".

Истина пришла в земли соседей, грохоча сапогами по мостовым, гремя разрывами снарядов и щелкая свинцовыми пулями, она пахла кровью, порохом и смертью. Она смеялась в лица умирающих шарнальцев, собирая кровавую дань.

За два месяца с начала лета наши войска прокатились по стране, подмяв под себя её треть. Газеты захлебывались от радости, визжали на улицах проповедники нового мира и порядка, мира, где наша страна станет центром, поставив всех остальных на колени.

Победы действительно заставили соседей отнестись к нам более уважительно. Договоры о мире и военной взаимопомощи заключались с невиданным успехом. Южные и восточные соседи спешили уверить в своей лояльности, отделываясь от обязательств парочкой отрядов или кораблей. А мы ломились на север, захватывая один город за другим, строя блокаду с моря и закатывая невиданные балы и попойки во дворце, обмывая каждую победу.

Когда все изменилось? Точно не скажу, просто в один день, радостный визг о наших победах перестал быть таким надоедливым, зато утроилась слащавость речей о величии и уме нашего драгоценнейшего короля.

А затем пришел приказ о повальной мобилизации. Всех. Не взирая на титулы, лица и прочие заслуги перед отечеством.

И разом пусто стало в доме. Нам оставили лишь парочку старых слуг, да подростков, которым не по силам было держать оружие в руках. В одночасье мир стал другим. Из него исчезла легкость, уверенность и надежность. Я ходила по пустым комнатам, вспоминая наше прежнее, беззаботное житье. Наши веселые балы, пикники и теплые семейные ужины.

По возрасту меня давно следовало сосватать, как-никак семнадцать стукнуло, к восемнадцати подбираюсь, но две смерти, одна за другой, и траур, объявленный по этому поводу, продлил мою свободу. Война же вовсе убрала этот вопрос из нашей жизни. Мама по привычки пыталась рассуждать со мной о перспективных молодых людях, но похоронки, приходящие в дома наших соседей, делали эти разговоры бессмысленными. Война не щадила никого, не делая исключений между графом или простым крестьянином.