глава 1
На холмах южной Англии, где редкие деревья отбрасывали тени на зелёные пастбища, располагалась небольшая деревня. Каменные дома с соломенными крышами теснились вдоль узкой грунтовой дороги, ведущей к старой церкви. Дворы были окружены плетёными заборами, за которыми громко блеяли овцы и неугомонно кукарекали петухи. Повседневная жизнь крестьян была наполнена трудом: мужчины работали в поле, вспахивая землю деревянными плугами, женщины занимались хозяйством, готовили хлеб в общинной печи и пряли шерсть долгими вечерами. Дети, едва научившись ходить, помогали своим родителям: носили воду из колодца, собирали ягоды и ухаживали за домашними животными.
Зимой деревня погружалась в серое безмолвие. Длинные ночи и холодный ветер заставляли людей оставаться у очагов, греясь теплом деревянных поленьев. Однако даже в это время года уклад жизни оставался строгим и размеренным — крестьяне знали, что малейшая ошибка может стоить голода.
В одном из таких домов, освещённом лишь тусклым светом лучины, в зимнюю ночь раздался слабый крик новорождённой.
Роды принимала старая повитуха, искусная в своём деле, но даже она скептически качала головой. Девочка, родившаяся в семье Джона Тёрнера, была настолько слабой и маленькой, что казалась скорее куклой, чем живым ребёнком. Её кожа была бледной, а дыхание таким слабым, что казалось, жизнь покинет её тело в любую минуту.
— Не доживёт до утра, — пробормотала повитуха, заворачивая девочку в старую ткань. — Лучше сразу приготовьтесь к худшему.
Джон, грубый и суровый мужчина, только нахмурился, посмотрев на крошечное существо. Он ждал рождения сына — ещё одной пары сильных рук, чтобы помогать ему в поле. Но вместо этого судьба подарила ему дочь, да к тому же такую хрупкую.
— Лучше бы её вовсе не было, — пробурчал он, отворачиваясь.
В отличие от мужа, мать девочки, Анна, с трепетом держала малышку в руках. Её глаза блестели от слёз, но она сжимала ребёнка, будто пытаясь передать ему свою силу.
— Она справится, — прошептала Анна, гладя ребёнка по голове. — Она моя дочь, и я не дам ей умереть.
Когда повитуха собралась уходить, она заметила нечто странное. На левом плече ребёнка, под тонкой кожей, проглядывалось пятно. Оно напоминало змею: извивающееся тело, тянущееся по шее, и маленькая голова, словно выглядывающая из-за уха.
— Это... странно, — сказала она, щурясь. — Такого я ещё не видела.
Анна прижала ребёнка крепче, чувствуя, как от мужа веет недовольством. Но что-то подсказывало ей, что её дочь выживет, вопреки всем словам.
Джон проснулся на рассвете, когда первые серые лучи света пробивались через заиндевевшие окна. Его сон был тревожным и рваным — где-то в глубине души он думал о ребёнке, который, по словам повитухи, не должен был пережить ночь. Но мысль о том, что нужно отвлечься делами, помогла ему встать и быстро натянуть грубую шерстяную тунику.
Комнату жены он посетил не ради утешения. Джон намеревался убедиться, что повитуха оказалась права. В его голове уже вертелись планы на день: заготовка хвороста, охота, а вечером, возможно, разговор с соседом о предстоящем посеве. Время не ждёт, особенно зимой, когда каждая минута могла быть решающей для выживания семьи.
Когда Джон открыл дверь в комнату, запах затхлого воздуха ударил ему в нос. Лёгкий свет скользнул по лицу Анны, спящей с ребёнком на груди. На миг он остановился, наблюдая за тем, как его жена тихо дышит, но взгляд быстро переместился к девочке.
Он ожидал увидеть безжизненное маленькое тело — повитуха была слишком опытной, чтобы ошибаться. Но вместо этого ребёнок двигался. Маленькая грудная клетка то поднималась, то опускалась, хотя дыхание всё ещё казалось слабым. Джон шагнул ближе и заметил, как тонкие пальчики сжимались и разжимались, словно ребёнок боролся за каждую крупицу жизни.
— Жива, — пробормотал он, почесав небритую щёку. Голос его был скорее раздражённым, чем удивлённым. Он привык к суровым решениям, но это...
Анна проснулась от его слов. Она приподнялась, обняв девочку, и уставилась на мужа.
— Она сильнее, чем кажется, Джон, — тихо сказала она, но её голос дрожал от эмоций. — Бог оставил её с нами.
Джон посмотрел на неё. Взгляд его был твёрдым, но что-то в глубине глаз смягчилось. Он хотел ответить, что это лишь случайность, что они зря тратят силы на слабого ребёнка. Но вместо этого он пожал плечами.
— Ну что ж, видимо, так угодно Богу, — бросил он, отходя от кровати.
Его слова прозвучали скорее как признание необходимости, чем радость. В крестьянской жизни не было места для сентиментальности. Семья — это обязательства, а дети должны были помогать, а не быть бременем. Если девочка осталась жива, значит, придётся принять её и ждать, когда она начнёт работать.
Джон повернулся к двери и крикнул сыновьям, которые уже носились по дому, готовясь к новому дню.
— Мальчики! Хватит валять дурака! Собирайтесь, идём в лес. Сегодня нам нужен хворост и мясо.
Два старших сына — Томас и Роберт — быстро натянули толстые куртки и выскочили наружу. Джон задержался на миг, посмотрел на жену с ребёнком и сухо добавил:
— Справляйся сама. Нам нужно работать.
С этими словами он вышел за дверь, и холодный зимний воздух хлынул в дом, заполнив комнату на мгновение. Анна только крепче прижала дочь, её сердце билось быстрее от тревоги. Девочка продолжала дышать, и это было самое главное.
глава 2.
После той зимней ночи жизнь в деревне Тёрнхолл постепенно начала меняться. Люди не сразу заметили перемены, но с каждым месяцем становилось очевидно, что что-то происходит.
Весна пришла необычно мягкой. Поля, на которые крестьяне возлагали свои надежды, зазеленели раньше обычного. Лето было щедрым: в нужное время выпадали дожди, поливая посевы, но не затопляя землю. Урожай был настолько богатым, что даже самые бедные семьи перестали голодать.
Скот, казалось, набрался невиданной силы. Болезни, которые раньше забирали десятки овец или коров за год, исчезли. Жители деревни начали шептаться, связывая эти перемены с рождением девочки в доме Джона.