Легенда о Лите

Юность

Трудно отыскать в Пятимитье того, кто не слышал бы имени легендарного Литы. Первый и единственный император Леды, сумевший в годы смуты объединить множество разрозненных княжеств лед'ен[1] в единое государство, он вызывал восторг, ужас и трепет в сердцах даже спустя многие века. Бессмертный Владыка, чьего нового пришествия ждали, как кару за все грехи и спасение от них же. Его перерождением считали чуть ли не всякого великого короля и героя, его именем было строго запрещено нарекать своих детей… Его нетленное тело было святыней.

И кто бы мог подумать, что столь блистательный персонаж со страниц древних поэм когда-то был живым, когда-то мог, как и все, ходить по земле, есть, спать, чувствовать… Что и он когда-то был беспомощным ребенком… Неграмотный народ, передававший легенду в песнях и сказках, и помыслить не мог, что не был Император ни любимым сыном, ни даже наследником своему отцу…

Не знал народ, что богоподобный Лита, на чье имя молились, кого они просили о благополучии и справедливости, не ведал ни того, ни другого.

Всё, что у него когда-либо было, на самом деле – лучший друг и доброе, милосердное сердце. Но в отчаянной жажде спасти и защитить свою страну, он потерял и то, и другое.

В одном народ был прав – шутки богов невообразимо жестоки.

Особенно если бог тот – Дана[2].

Он родился, когда первый снег окутал мир. Тучи закрывали его от света равнодушной Исы[3] – ей, ещё при рождении выпившей силы своей навечно Уснувшей сестры, давно было плевать на своих детей, как бы не утверждали обратного служители храмов.

В мире, где презирали всякого, чья кровь потомков Первого Света была разбавлена кровью любого другого народа, а уж тем более недостойных аниа[4], ему безмерно повезло родиться чистокровным лед'ен. Если можно назвать везением бытие пятым сыном не самого влиятельного князя. Особенно если матерью его была не княгиня, первая и любимая жена, а третья – та, брак с которой был заключен лишь ради политического союза с её братьями. Из союза того в итоге мало что вышло, но клятвы на крови были принесены, и отказываться от своих слов было поздновато. Да и не принято было среди ледианских князей возвращать ставших ненужных им жен – оскорблённые братья могли и заглянуть для выяснения отношений и возмездия за обиду своей сестры, а за одно под шумок разорить и разграбить земли обидчика.

…Он родился в ту эпоху, когда Леда была разорвана на сотни княжеств, чьи правители утверждали, что в их крови остались последние лучи погибшего Первого Света. Божественное благословение было достаточным обоснованием для притязаний на престол, но таких избранных было слишком много, и войны не утихали – княжества рождались в блеске славы своего господина и растворялись в забвении, стоило его потомкам дать слабину или среди соседей появиться новому великому герою и господину.

Всякий князек хотел уподобиться аксаанскому королю Эйрену, что век назад объединил племена шесс'ен[5] в единое королевство – и они стали непобедимы.

Всякий хотел завоевать других и возвыситься над ними.

Ни у кого это не получалось.

Верность своему слову была давно забыта, клятвы ничего не стоили, если не были принесены на крови – всюду царили упадок нравов, озлобленность, ненависть и вся та тьма, которую обнажил в народах Ианэ и так яро хотел, но не успел уничтожить Убийца Светил.

Лишь магическим обрядом можно было обеспечить гарантии выполнения каких-либо обязательств, иначе никому нельзя было верить. Благо, при дворе каждого князя был свой сай'нел[6]. Они, члены магического братства, пожалуй, были единственным, что не допускало тотальной войны всех против всех.

Власть придворных магов была огромна, авторитет неоспорим, и страх перед ними, как перед носителями божественного дара, был столь же велик. Таким же уважением могли похвастаться только священнослужители – но и они были магами, просто посвятившими свою жизни служению богам светлого Пантеона…

…А ведь до падения Абеша[7], до Гибели Светил всякий народ, всякое разумное создание было пронизано этой силой, управляло магией столь же естественно, как дышало. И была им эта магия столь же необходима, что и пища, и вода, и воздух.

Но те времена было не вернуть, и ныне магия большинству казалась чем-то непонятным, загадочным и чужеродным.

Неестественным.

Всех наделённых магией детей забирали или в братство, или в храмы – все они служили на благо Леды. Ведь раз боги дали своё благословение ребёнку, то конечно же он должен был служить богоизбранному народу и конкретно князьям, как наместникам оных высших сил среди смертных.

Хотя, порою, искра дара была слишком слаба, но и её могло быть достаточно, чтобы породить пожар.

Мать Литы была той искрой.

Он – стал пожаром.

Пожаром, в котором сгорел весь уклад старого мира вместе с ним самим.

…Но прежде, чем это произошло, ему пришлось пережить очень многое. И – просто выжить.

Для ледианских князей сыновья всегда были обоюдоострым клинком – линия наследования была строго мужской, но всегда было желательно называть своим наследником мальчика, рожденного княгиней, а не одной из многочисленных младших жён. Старшинство тоже играло роль, но в меньшей степени, нежели статус матери. Слишком большое количество сыновей предвещало борьбу их родительниц за власть, смуту в княжеском дворце и паутины интриг… Ничего из этого не было нужно никому из князей. Князю дома Расери – тем более.

Потому матери Литы не повезло вдвойне.

Впавшая в немилость жена, родившая никому не нужного сына… Что могло быть печальнее в дворянском кругу?

Её с младенцем отослали в одно из отдаленных поместий в Озерном Краю, с минимальным штатом слуг. Всё же девушка была княжной, и её подстроенная смерть могла бы стать предлогом для начала новой войны, а Расери не могли себе этого пока позволить.

Хорошо, княжна обладала крепким здоровьем, и последовавшую за рождением Литы зиму, самую морозную за многие десятилетия, они пережили без особых последствий.