Здравствуй ты, батюшка, наш Тихий Дон!
Ты кормилец наш, Дон Иванович!
Про тебя-то лежит в Валахии слава добрая!
Слава добрая, речь хорошая!
Как же соскучился по тебе я, Тихий Дон!
По крутым берегам твоим, да займищам,
Да по косам твоим с жёлтыми песочком.
На душе Яшуни сразу повеселело, когда они отрядом, чуть ли не в пятьдесят казаков, переправились через Донец и выехали вновь в степь. Теперь прямая дороженька с каждым часом приближала казаков к родному Тихому Дону.
Вечер застал путников километрах в тридцати от родной станицы. Решено было дать отдых коням, да и мало-мальски привести себя в порядок. А уж поутру править в станицу.
– Папка, я можеть впереди всех в станицу мотну, да предупрежу наших, что мы прибыли на Дон, на коем аж два года отсутствовали.
– Не разумно, сынушка, – выдал отец. – У нас так не водица. Ещё пару часиков и мы дома.
***
– Ура-а! – неслось по усадьбам Баклановского кутка станицы Гугнинской.
– Витюшка, ты чё шумишь? – выглянув из чулана, спросил своего правнука Аким Григорьевич Блудилин.
– Ура, деда! Яшуня с Валахии вернулси.
– Будя шуметь, мать твоя сестричку укачиваить.
– Да она иш маленькая. Отец иё сделал када из Франции вернулси. Она и Яшуню ни разу не видала.
– Ладно тебе. Беги к сваму другу, тока не набедакурьте, царай не подожгите.
– Ты чё деда, я уж три месяца как цыгарку во рту не держал.
– Ты не забыл, что на днях коз с овцами караулить, иль друг приехал, ты голову потеряишь.
– Она у меня, деда, на хорошей шее сидить, не потеряю. Деда ты договорись, чтобы нам с Яшуней коз с овцами караулить дней пять, а станичники пускай огородами занимаюца.
– А отцу кто ж будет помогать землю под грядки копать?
– Да кто? Конечно, я. Допоздна буду копать, а с утра до вечера коз караулить буду.
– Ты когда ж к Баклановым побежишь?
– Счас и побегу.
Во дворе Баклановых оживление. Отец Яшуни подался к своему отцу. Мамаша Яшуни колгатилась с цыплятами, поздних курчат вывела наседка и заявилась на баз из ухаронов с потомством. Кудимовна мыла казанок, Яшуня посреди база восседал на табуретке, пришивал пуговицу на казачьем мундире.
– Вишь, Витюшка, сам пуговичку оторвал на радостях, что домой возвращаица, сам и пришиваить новую. Нам с матерью не доверяить, – недовольным голосом поведала Кудимовна.
– Вы-то мне щи варить тожеть не доверяете, а я б мог, наверно, их сварить.
– Казак, Яшуня, при наличии женщин не обязан варить щи. У него другое назначение. Знаешь, ведь, какое?
– Дон-батюшку от неприятелей защищать.
– Ты тоже в защитники записан? – подала голос мать.
– А как же. Я, мамаша, на довольствие в казачьем полку Горбикова стою. На меня харчи расходуюца как на взрослова казака.
– Ты не очень-то хорахорьси. Чего доброго турки тучей на Россию попруть, а тебя убивать не стануть, в плен возьмуть. Мы ж, с матерью твоей, тут с ума сойдём.
– Сохрани его Господи! – попросила мать Всевышнего, отложив на потом свои дела.
– Не горюй, Кудимовна, – Яшуня хитрющим, доселе неизвестным для пожилой женщины, взглядом окинул присутствующих, – мы с отцом туркам жару подкинем в их широкие штаны.
– Во-о. Боевой у меня растёть сынушка. Слыхал, Витюшка, чё он гутарить?
– Да, слыхал. Я ж тоже скоро служить уйду, – хмуря брови, сказал друг Яшуни.
– Это скоро, када? Счас-то тебе всего десять годков? – улыбаясь, спросила Кудимовна.
– Не-е, одиннадцатый шлёпаить, – вновь насупонившись, сказал Витюшка.
– Дюжа взрослый ты оказываица. Может женица тебе пора? – улыбаясь, зключила мать Яшуни. – Семьёй бы обзавёлси. Потом уж на службу. Чё на этот счёт ответишь?
– Побуню маленько. Как женишься, тётя Уля, она ведь ярмо на шею взгромоздить. Гулять иш на сторону пойдёть.
Женщины, не сговорившись, залились хохотом. А Кудимовна, к тому ж, краешком завески стала смахивать со щёк слезинки.
– Уморил ты нас, Витюшка. Женица надоть на самостоятельной девице, а не на шалаве.
– Да и я не подарок. Буду я, Кудимовна, по чужим бабам шастать.
– Давай с нынешнева дня и начинай.
– Ну, иё. Счас рановато. Но скажу, Кудимовна, что охочие до энтова дела бабы никада не переведуца.
– Кудимовна, – подал голос Яшуня. – Женишься ныне, а завтра прощай воля. Жена заставит детей нянчить. Придёца горбатица на базу, да на пашне день-деньской. Чё, Кудимовна, весело?
– Ну, ну, – только и ответила та.
– А чё делать, Кудимовна, если жена ленивая, к тому же болтливой окажется?
– Чё ты, казак, этим хочешь сказать?
– Лучше, Кудимовна, на дохлой кляче неделю каратать, чем болтливую жену в казачьи тайны посвещать.
– Это кто ж так сказал?
– Так сказал мой наставник Рябов, там в Бендерах. Мне его в наставники батяня мой определил. Грамоту, как и ты ранее, он мне приподаёть.
– Чё ж он ещё сказал про жён?
– Он говорит, что хорошая жена – это венец македонского победителя, а злая – лютое горе горемышное.