Легенда Тихого Дона

МИР И СОГЛАСИЕ ВАМ ЯШЕНЬКА ДА СЕРАФИМУШКА

Казаки преклонялись лишь перед

Богом войны – Марсом, да матерью своих деточек

Крым земля обжитая греками, армянами, да татарами, представляла во времена правления Григорием Александровичем Потёмкиным «пчелиный улей», в коем не было ни пчелиной матки, ни трутней, лишь рабочие пчёлы. Но они кучковались по национальному признаку. Греки, как и подобает представителям нации, больше помалкивали, а вот армяне с татарами не были в ладах, потому-то Светлейший выпроводил оттуда тех, кто по числу своему составлял меньшинство. Армяне долго и не роптали.

Русские, да тех, кто на голове имеет оселедец, составляли численное меньшинство, но с введением в Крым казацких полков, да строительство морских баз Светлейшим повлекло за собой увеличение русских, да и украинских поселений, чему противились крымские татары. Они ведь утверждают, что являются потомками самого Османа, третьего от Муххамеда, «праведного» халифа. Верно, Осман был зятем Муххамеда, но по утверждениям историков тот не посещал Крым, ему хватало обширнейшего Балканского полуострова, да Северной Африки с Ближним Востоком.

Почему каждый казак полков Дона обязан был чётко выполнять предписания командиров – не рыскать по Каффе, где квартировал полк Попова, и её окрестностям поодиночке, а лишь под началом урядников, иначе некому на Дон будет возвращаться. В Крыму оставались янычары, которые ценой собственной жизни сочтут за честь отправить к прародителям хотя бы одного донского казака, каких они помнят ещё «по Азовскому сидению».

Да и мусульмане «держали ушки на макушке», то-бишь ожидая мести казаков за тот разбой, что производили их соплеменники из Крыма на протяжении веков. Что сделают эти хмурые усатые, да бородатые (старообрядцы) с правоверным мусульманом? Потому-то оказываясь возле мечети, Муфти-Джами правоверный просил Всевышнего огородить его семью, как и самого, от встреч с хмурым потомком скифа.

А скифы чётко выполняли устав их воинства – не распространять по свету о себе дурную славу. Служба она ведь везде одна и таже, но в Крыму уж не было той вольницы, что в Валахии. Там люд православный, а женский пол он же не прикрывается чадрой (покрывало, закрывающее фигуру дамочки с головой до пяток). Казаку нет возможности созерцать коленки дамочки, да диковаты они в сравнении с теми, что ранее видел казак в других краях. Он же на верном коне, гляди и не на одном и том же, Европу вдоль-поперёк обскакал.

В рождественский пост от жены Пётр Дмитриевич Бакланов получает письмо. В нём Пётр Дмитриевич вычитал – вначале поклоны от отца, Кудимовны, дядей и племянников. Коротко сообщает жена мужу о хозяйских делах, о станичных новостях. А с середины письма – о серьёзных делах. Дмитрий Терентьич на ладан дышит, ноженька, особенно по ночам, покоя не даёть, в пору батюшку звать в курень на исповедь Господню. А помирать, надоть погодить – любимый внук неженатый. Приглядел Яшуне невесту, довольный будет внучок. Она дочь священника Иоанна, в миру Анисимова, Серафима. Яша её знает сызмальства. Сейчас девица отбивается от женихов. Сваты к отцу зачастили. «Так, что, Петюшка, бросай свои дела, их никогда не переделаешь, и привози с собой сынушку. Чем скорее, тем лучше. Счас пост начался, а пока домой прибудете в аккурат к Крещению Господня».

Пётр Дмитриевич отложил все дела и подался искать сына. Тот в группе отобранных казаков, что метко поражают на стрельбах цели, были в поле, в приспособленном под стрельбище полигоне.

– Якова мне позови, – приказал командир полка взводному.

Увидев подходившего к нему сына, сказал тихо:

– Следуй за мной.

Пришли они в расположение штаба, коим ведал войсковой старшина, он же командир полка Пётр Дмитриевич Бакланов.

– Присаживайся урядник. Как со здоровьем?

– Не жалуюсь, отец.

– Спишь хорошо?

– И сплю хорошо, аппетит отличный. Плохо, что рацион казаков постным стал. А до разговения как же далеко!

– Потерпеть надо. Пост пошёл, а мы с тобой, как и со всеми казаками, православные.

– Потерпим, отец. Постов в году, очень серьёзных, лишь два.

– Мать письмо прислала. Дед Митрий дюжа прибаливает. Просит приехать, проведать его. Он уж за белые облака задумал править.

– Ну, и чё будем делать?

– Думать, сынушка, надо. У меня за два года отпуск положен. Люди мы военные. Буду просить нашу крымскую ставку отпуск с отбытием в свою станицу. Время сейчас зимнее, казаки, как и турки, зимой военных действий, как правило, не ведут.

– Меня тоже заберёшь с собой?

– А как ты думал? Поедем в станицу, проведаем родных, подышим истинно казачьим донским воздухом. Сходим на охоту. Кацы в ильменях поставим. Там, сам знаешь, как можно выловить линей, да карасей? Красавцев, фунта по три каждый.

– Когда, папаша, выезжаем?

– О-о, шустрый сыскался. Согласно уставу мне, как командиру полка, отбывающему в отпуск на расстояние свыше пятисот вёрст, положено сопровождение в три казака, одного урядника. Ещё мы с тобой, итого шестеро. А нам надо в дорогу многое. Сани с пароконкой придёца отсюда взять. Для этого лошадок дончаков, что помассивнее, да посправнее.

– Мы где ж их возьмём?

– Из полкового конского резерва. Они ж не зря харчи конские переводят. Одного овса по 10 фунтов на день, сенца аж 20 фунтов, и всё это на одного мерина.

– Батя, а ты уж решил, кого брать из казаков? – осведомился сын.

– Вместе с тобой решим. Окончательно об этом поговорим попозжей. Я счас мотну по сотням казаков и отбуду в ставку. Ты ж потихоньку собирайся в дорогу. Возьми деньги, – отец открыл командирский ящик, – сладостей накупи побольше. Табаку турецкого десять пачек. Купи три шали с кистями, в каких по осени казачки в церкву ходят.