Лекарь

Лекарь

Впервые я приметил его в зарослях полыни на заднем дворе нашей больнички. Он был огромный. Или просто показался мне таким. Черно-белый, с длиннющими усами, лохматой, свалявшейся по бокам, шерстью. Секунду он взирал на меня раскосыми зелеными глазищами, потом неспешно повернулся и прыгнул. Это, я доложу вам, был прыжок! Метра на два в высоту, не менее четырех в длину. Только пушистый хвост мелькнул в воздухе. Хвост у него был неизменно красив и ухожен, никакой грязи, свалявшегося меха и репьев. Для бродячего котяры как-то даже необычно. Позже я понял, почему. Просто, он никогда не опускал его. Что бы не случилось, хвост гордо торчал вверх, как победный флаг.

- Кто это? – обалдело спросил я усмехавшуюся за моей спиной санитарку.

- Да прибился тут к кухне, девчата подкармливают, - зачастила Горпинка. – Вы не думайте чего, Михалыч, он зверь с пониманием, не даром хлебы ест. Крыс на конюшне ловит вооот таких! Сама третьего дня видала.

- Да ладно, пусть живет, - ухмыльнулся я. – Только никогда я таких огромных котов не видел. Кто же выгнал такого красавца?

- Тю, так не кабан же, какая с него польза? Может цыплят гонял или дома гадил, вот и выбросили.

- А кличка у него есть? – поинтересовался я.

- Да какая у бездомной твари кличка? Мурчик какой или Васька…

- Нет, Мурчик ему не подходит, он настоящий Барс или, во – Джульбарс!

- Тю, так то ж собачья кличка, я видела кино про пограничников, там собаку Джульбарсом звали, - сверкнула белыми зубами Горпина.

Пожалуй, пора идти заниматься своими прямыми обязанностями, а то окончательно потеряю авторитет в глазах младшего персонала. И так все смотрят, как на дите неразумное. Горпинка вон сегодня молока притащила целую банку, Ганна вчера пирожков домашних. Смешные такие пирожки – с вишнями и сливами, а в некоторых вместо начинки подтаявшие конфеты-карамельки. Вкусно. И как прознали, что я сладкоежка? В глаза именуют уважительно, по имени отчеству, а вот как за спиной нового «дохтура» величают? Доктором я стал только два месяца назад. Отгулял после выпускного положенный месяц и приехал по направлению в маленькую сельскую участковую больничку. И сразу же стал главврачом. То есть главврач тут есть – солидный тридцатипятилетний терапевт Юрий Андреевич. Приезду моему он обрадовался неимоверно, и то сказать, человек второй год в отпуск уйти не может. А тут – молодой специалист! В тот же день познакомил с персоналом, провел меня по всем палатам, тыкая пальцем в совсем молодых женщин «се бабка Любка, а се бабка Нинка», передал свое нехитрое хозяйство и умотал с семьей к теплому морю. Так началась моя врачебная карьера. По молодости лет, да за неимением семьи, поселили меня тут же, в комнатке при амбулатории. Удобно – за дверью рабочее место, из окна видно здание стационара. Вокруг больницы - яблоневый сад, уже наливаются розоватые пепен-шафраны, зеленеет-благоухает антоновка, по ночам, когда налетает жаркий августовский ветер, слышно, как с глухим стуком падают в пожухшую траву спелые яблоки. В форточку доносится запах полыни, бархатцев и каких-то медвяных мелких белых цветов (кто их знает, как зовут, но почему-то растут на всех больничных клумбах). А по крыше выбивают дробь мелкие груши-лимонки. Вон она, груша, прямо за окном, у которого я веду прием. Вокруг упавших наземь груш жужжат шмели и пчелы. Земной рай, да и только. Увы, наслаждаться райской жизнью некогда. Больница хоть и небольшая, а обслуживает одиннадцать окрестных сел, вызова днем и ночью. Все мелкие хирургические операции делаю сам, еще и родильное отделение имеется. Каждую ночь раздается осторожный стук в окно:

- Виктор Михайлович, не спите? Там мужчину привезли, пальцы в соломорезку сунул.

- Иду, девчата, - сонно бормочу я, на ощупь отыскивая брюки, застегивая на бегу рубашку. Мой армейский старшина порадовался бы, глядя на такую прыть.

А днем - обход стационара, прием, вызова…В местный клуб выбрался только через неделю, девчат-санитарок предупредил, где буду. Давали комедию о жандарме с Луи де Фюнесом, я ее еще в столице видел, но пошел с удовольствием. Только устроился поудобнее рядом с новым приятелем Сашкой, молодым ветеринаром-холостяком, только титры пошли, слышу:

- Виктор Михайлович, доктор, на выход!

Чертыхнулся, рванул на голос. Оказалось доярку привезли, корова рогом наподдала… Ну, да я ничего другого и не ожидал, такая жизнь как раз по мне. Меньше глупостей в голову лезет. Люся… Да ладно, нет никакой Люси. В моей жизни нет. Ходит в столице по асфальту, стучит каблучками- шпильками. В селе какие каблучки? Пылища! А после дождя, верно, только в резиновых сапогах пройдешь. Даже перед магазином огромная лужа, в ней утки-гуси плавают. И кино тут старое крутят, и театра нет, и автобус ходит в город три раза в день, битком набитый бабками с огромными кошелками, капрончики быстро пообрывают…

Так что работа мне только на пользу. Если очень повезет, то по воскресеньям удается вырваться с Сашей на рыбалку. Сом по ночам неплохо идет. В городе был за все время только раз, на медсовете. Тот раз, когда отвозил больного малыша средь ночи, не в счет. Два раза останавливались. Рядом мамка причитает, Афанасьевна головку держит, а я колю в почти невидимую паутинку-венку на головке и чувствую, как уходит-вытекает жизнь из маленького скрюченного тельца. У меня такое ощущение было, когда дома, по просьбе матери, домашнюю птицу резал – смотрит на тебя тускнеющим взглядом, а тело немеет, замирает в руках. В Бога я не верю, какой Бог, если космос весь избороздили? А тут и бабкину молитву припомнил, она у меня в голове параллельно с другими словами мелькала, которые при дамах не говорят. Уж не знаю, что помогло, молитва ли, или те слова, только мальчонку мы довезли. Через неделю их выписали. Мамашка та потом мне кусок сала притащила и миску творога. Смешно. И стыдно брать, и не взять нельзя, вроде побрезговал. А куда в такую жару эти продуктовые изыски денешь? Холодильника у меня пока нет.