Лепестки

Ни капли

В больнице Сашка пробыл до вечера и так вымотался, что совершенно забыл про Ситникова, а то, что оставил дома телефон, обнаружил часа через полтора бесконечных разговоров с врачами в отделении, старшей медсестрой и множеством других людей, которые считали своим долгом высказать ему, каким чудовищем становится его отец, когда выпьет. Раздав нужное количество шоколадок, денег и обещаний, улыбаясь до боли в скулах, Сашка уговорил оставить неудобного пациента хотя бы на пару дней, в платной палате.

– В бокс меня хотят запереть, гады, – ворчал отец, глядя куда-то сквозь Сашку, на ненавистных медиков. – Говорят, алкаш я, сына, алкаш. А я страдаю. У меня вот тут знаешь как болит…

И он ударял себя в грудь кулаком. Звук получался неприятно гулкий. Щеки отца, обметанные серой щетиной, мелко тряслись.

Сашка, выжатый до предела, стоял, опершись на стену у двери, и пытался вспомнить, что любит отца. Но воспоминание все никак не приходило. Словно сломалось что-то, выключилось. Не удавалось вспомнить родителей вместе, счастливыми. Словно стыдно было вызывать образ мамы в эту вымытую белую палату, где на кровати сидел, комкая горстью на груди рубашку, похожий на отца человек с загипсованной рукой, поседевший, серый и злой.

– Что ты смотришь, Саня? Думаешь, от счастья, от хорошей жизни я пью? Я любил ее… Как я ее любил…

Отец покачал головой, жалея себя и словно бы не веря, что способен он на такую любовь, как была у них с мамой.

– Не говори о ней. Лучше завязывай пить, –спокойно сказал Сашка, и удивился, как ровно прозвучал голос. – Ей было бы…

– Противно, хочешь сказать? Противно смотреть на меня сейчас? – вскипел отец.

– Ей бы было очень больно, – договорил Сашка. И от этих слов что-то заныло, заболело внутри. Маме и правда было бы очень больно. Оттого, что оба они с отцом – не пришей кобыле хвост. Два одиноких сбившихся с пути бестолковых мужика.

– Больно? Да она умерла и бросила меня. Ей-то там спокойно, на кладбище… А мне тут без нее – каково?!

Сашка в два широких шага приблизился, навис над отцом. Захотелось схватить его за плечи и тряхнуть, вытрясти из этого серого дядьки того, кого он любил, словно из мешковины.

– Не смей.

Отец притих, посмотрел опасливо, двинул на попятную.

– Ну что ты, Саня, что? Сболтнул лишнего… Плохо мне без нее. Но я завяжу, как есть, вот клянусь тебе сейчас ее именем, завяжу. Вот скажи мне сейчас: папа, хочу, чтоб ты перестал пить, и я завяжу. Потому что кроме нее и тебя у меня ближе… никого… теперь… только ты, Саня…

Отец захлюпал носом, расчувствовавшись от собственных слов. Сашка сел рядом с ним, обнял за плечи, ощущая внутри только гулкую пустоту.

– Папа, я хочу, чтоб ты перестал пить, – повторил он ровно.

– Все. Ни капли теперь, – завозился под его тяжелой рукой отец, едва не ударил себя гипсом, так хотел убедить себя и сына, что так и будет.

– Хорошо.

Сашка поднялся, махнул отцу от двери, пошел прочь.