Лесной дом

Глава третья

Почти в то же время, в усадьбе и селе…

В усадьбе Лисовских переполох с самого утра.

С самого раннего часа, когда Лукерья, повариха барская, пошла по малой нужде на двор да наткнулась на мертвое тело Арины, а в просторечии Аринки, барской полюбовницы.

И не просто мертвое: в одной исподней рубахе, простоволосая и со страшной рваной раной на горле лежала блудливая Аринка, уже околевшая, у дверей кухни.

Голосила Лукерья громко и долго, пока не вылил на нее Зосим, муж любезный, бадью воды холодной, а не вылил бы — так и не замолчала бы, наверное.

Вопила Лукерья, держа самую высокую ноту и так, что слышно было не только на всю усадьбу, но и в селе Лисовино.

Первым делом услыхала вопль Лукерьи Варвара, баба хоть и не старая, но очень любопытная. И надо сказать, отточенное любопытство никогда не давало сбоя. Сразу чуяла Варвара, где очень интересно будет, а где интересу — мышка в кубышке.

Сегодня же утренний вопль тянул на «очень-очень интересно», пусть и был он, надо сказать, едва слышен здесь, в деревне.

Вон муж-то — дрых, даже не шелохнулся! А что ему? Ему не надо идти к колодцу и с честью оправдывать звание самой осведомленной особы!

Ему, Фролу, кстати говоря, вообще ничего оправдывать не надо. Достаточно пошевелить богатырскими плечами слегка. Ну, на худой конец березку там молодую с корнем выдернуть, а то и взгреть чью-то спину, которую не успели унести быстрые ноги и не спасла глупая голова. Вообще, к слову сказать, Фролушка человеком был добрым и терпеливым.

Во всяком случае Варвара, проведя в браке пятнадцать лет, то есть ровно половину своей жизни, кулака мужнина так и не знала.

Хотя обещал, ох как обещал, сердешный, иногда! Поначалу она верила и даже побаивалась, а потом, когда детки пошли, увидела Варвара, как они из батьки веревки вьют. С каким умиленьем на бородатом лице батька достает им из-за пазухи петушков на палочке, как тетешкается… Вовсе успокоилась, уяснив, что послала ей добрая Макошь святого человека в мужья!

Вот и сейчас, услыхав сквозь сон, как заворочалась жена, накрыл ее своей могучей десницею, поправил одеялко, и все это не просыпаясь.

Но как ни манила теплом супружеская постель, комаром звенел в ушах женский вопль, и знаменитый нюх не давал покоя, заставляя быстро накинуть летник да поневу, наспех покрыть платом голову и нестись бегом к усадьбе. «Там… что-то там, что-то там!» — стучало сердце бабы Варвары.

Чутье Варвару не обмануло, как всегда, впрочем. Большие ворота усадьбы распахнуты настежь, дворня снует, как муравьи в потревоженном муравейнике. Варвара, ловко проскочив ворота, ввинтилась в толпу дворни и услышала грозный крик барина:

— И что взбесились тут? 

Старый Лисовский вышел на крыльцо, потирая припухшие глаза. Почти седой, с залысинами, в мятом домашнем халате.

Варвара еще помнила время, когда барин держался молодцом, приставал к девкам и даже в игрищах на Ивана Купалу участвовал.

Жену барин схоронил рано, сын эдак лет пять как представился, осталась одна дочь, Манька, и не сказать, что очень отцом любимая.

Лисовский беззастенчиво почесал голый живот, вот ведь ирод, даже исподней рубахи не носит.
Острый глаз бабы Варвары фиксировал каждую мелочь: и что не заспан барин совсем, скорее не выспался, и исподнего на нем нет, не потому, что не носит вовсе, а просто сейчас его нет. Вон как рука сначала потянулась рубаху поднять, по привычке, а потом уж тощее пузо чесать взялся. И людей, без дела по двору снующих, не разгоняет. С чего бы?

— Та-ак, что там у вас? — Лисовский широким шагом направился к кухне, стоящей от дома отдельно.

— Опа… — Барин наклонился над растерзанным, распростертым на земле женским телом. — Аринка!..