Лукоморье. Порубежье. Часть вторая

Глава одиннадцатая

 — Эх, Костя, Костя! Вечно же ты вляпаешься в какое-нибудь гуано! — рассуждал сам с собою Константин, купец из порубежного Лукоморья. — И говорила ведь тебе матушка: сиди на своей жо... или поезжай вон во Владимир-град! Нет! Приспичило же тебе связаться с этой солью! И ладно еще так отделался, спасибо, Баты подсобил, и людьми, и лошадьми, вон как бодро двигаются теперь с заводными! Спасибо Баты, пусть ему там хорошо будет, в его басурманском раю! Вовремя предупредил, а сам не уберегся... а ведь ждал, наверное, чего-то такого, не зря же почти весь свой табун отдал, потом, сказал, сочтемся. Резонно надумал: если всё обойдется, так он и потом свое от Кости возьмет, а если нет... так пусть лучше Косте достанется, чем врагам да предателям. А вон ишь как повернулось: едут с нами два сына его да дочь... Айгуль.

 Купец обернулся на старую арбу, которая выделялась в обозе, как индюк среди курей на птичьем дворе. Вот, отказались пересесть на телегу, а двухколесная арба не только не привычна, но и неудобна для наших дорог... Да ладно, чего уж там, еще одна ночевка, два дня пути — и вот она, крепость Новая.

 Там сдаст он своих гостей воеводе, и пусть тот дальше сам решает. Наверняка в столицу отправят, к царю. Царь-то хлеб да соль заключил со степняками, приветит, чай, сироток, не простого они рода, тоже княжьего...

 Константин обернулся. Арба, смешно переваливаясь, тащилась в середине каравана. Неудобно как им там, наверное. Качает.

 Сам Костя категорически не переносил качку, в частности морских путешествий. И это однозначно поставило точку в его заморских вояжах. Но зато на суше он развернулся неплохо. Соль. И ряды свои есть в гостиных дворах, даже в столичном. И дом в столице тоже есть. Так, для порядка — как же, купец уже второй, нет, пока второй гильдии! Это в тридцать два года всего! Правда, дом тот пустой, одна челядь обитает, а хозяин бывает по разу в году. Хозяйки нет. Говорят Косте, что надо остепениться, семью заиметь, тогда и в первую гильдию дорога будет открыта. Но как-то не хотелось рядом с собой совершенно чужого человека видеть. Тем более дочек купеческих.

 Девки нравятся Косте яркие, стройные, гибкие.

 Опять оглянулся на арбу. Ведь и не видно ничего. А всё равно сердце екает. Потому что знает: там она. И как же это ты так вляпался, Костя, Костя... Кто ты, а кто она? Ты купец, но без роду без племени, а она хоть и сиротинушка и басурманка, но княжна. Вон за одни подвесы ее всю Новую купить можно... Если не царю, то боярину ровня, никак не бывшему коробейнику... Эх, думы невеселые да любовь несчастная.

Вот уже перелески, закончилась степь, видны дубравы, леса. Дорога сделала еще один поворот, и вот на обочине, по краям дороги, стоят два огромных столба, даже не столбы, а статуи резные. То ли витязей изображают, то ли духов каких — не понять, почернели от времени и дождей их лица, выбелены солнцем шлемы… На плече у одного витязя сидит кто-то. То ли птица, то ли зверь, то ли дэв.

Айгуль поежилась. Побаивалась она духов. В степи они не очень дружелюбные, даже к своим. А вот купец Константин порадовался, словно знакомца старого увидел, — присвистывать стал по-особому да что-то издалека показывать чуду этому. 

Дальше телеги выстроятся цугом и поедут ровно. Ибо тут, как прознали вездесущие братики, начинается полоса ловушек. 

Это оборонительная причуда такая. Сам главный караванщик Лука ее придумал, всем миром копали да мастерили, но сам Лука говорил, что и он позабыл, где и какой «подарочек» припрятан. Где яма волчья, где петля, словно силки на птицу, а где и простые грабли. Мелкому-то зверю это нипочем, а крупный здесь не ходит. Потому приграничну полосу проходят телеги строго друг за другом, люди по сторонам не разбегаются, а остановки делают только на определенных полянках.

Тем временем по велению Луки, старшего, решили привал сделать, отдохнуть, местных богов уважить, а по зорьке дальше тронуться в путь. Поставили телеги кругом, как в родном стойбище ставили, в центре круга поместили овец и лошадей, тех, что отец купцу отдал, и каждый занялся своим делом.

 Обозники соорудили большое кострище да приладили походный котел, вои стали коней распрягать да обихаживать, Константин деятельно участвовал в установке шатра, Карай умчался по делам своим собачьим. Айгуль решила на всякий случай быть поближе к Константину, просто из всего этого общества он хотя бы говорил на ее языке.

Вблизи предполагаемый дэв оказался огромным котом дымчатой масти с зелеными глазами. Довольно сидел в седле Константиновом, заместо хозяина, поглядывая на мир просто с божественной снисходительностью. До того самого момента, как его обнаружили братики.

— Киса, — заметил Русланчик. — Красивая киса!

Кот даже ухом не повел.

— Иди сюда, — приказал Тимур

Кот дернул ухом и приподнял правую бровь.

— Иди сюда, — уже вежливее позвал Тимур. — Мы не обидим.

— Щ-щ-щас-с-с! — сказал кот. Или послышалось?

Братики переглянулись, и не успел кот моргнуть глазом, как Тимур цыкнул, отвлекая внимание, а

Русланчик подпрыгнул и накрыл кота с головой кафтаном, стаскивая с седла.

Кот взвыл. Задергался, роняя Русланчика на землю. Тот, не отпуская своего пленника, придавил его животом к земле, с другой стороны подбежал Тимур.

— Осторожнее! Когти!!!

Суконный кафтан, принадлежащий, вероятно, Константину, сукно-то хорошее, обзавелся новой дырой, являя на свет когтистую лапу величиной с ладошку пятилетнего ребенка.

— Русланчик!!! — Айгуль переполошенной птицей бросилась к братику.

— Да что это такое, мать вашу! Да что это за бедо́вы дети! Да кто их уму разуму учил? Или не учил вовсе! И скажите мне, что едят эти дети Тенгири, что в таком хрупком теле весят как дюжий лось?!

Клубок из тел и одежды распался. Айгуль застыла. Мальчики сидели на земле с вытаращенными глазами, а дымчатый пушистый кот, выпутавшись из кафтана, как ни в чем не бывало расселся на нем, вылизывал заднюю лапу и приговаривал: