Лукоморье. Порубежье. Часть вторая

Глава четырнадцатая

Ночь темная да лунная. Цикады стрекочут. Спят братики, умаявшись за день. Спит Карай-непоседа, во сне лапами подергивает. В шатре не жарко, но земля войлоком выстлана, да еще шкуры овчинные сверху, лежанки коврами крыты и тоже шкурами, только более мягкими. Братикам Константин даже перину выделил, свою, не иначе. Добрый человек он, Константин. И красивый.

Айгуль улыбнулась, вспоминая разговор с купцом в этом самом шатре, когда ужинали.

— Вот так вот, завтра к вечеру, даст Бог, уже в Новой будем. Провожу вас на двор к воеводе Ивану Данилычу. Он хороший человек, добрый. Ему всё ты, Айгуль, заново и расскажешь, как напали на вас гяуры, что и как. Да постарайся не реветь. Горько, понимаю я, горше на свете, наверное, и не бывает ничего, но тут, видишь, какое дело, видать, недоброе враги наши замыслили, воеводу упредить нужно, всё рассказать подробно, всё, что вспомнишь и знаешь. Чтоб он, воевода, знал, к чему народ готовить да воев. А воевода вас к царю нашему отправит, в стольный град, у царя-то нашего с твоим батюшкой уговор был помогать друг другу во всякой беде да тягости. Царь вас не оставит, тебе жениха найдет хорошего.

Айгуль головой замотала:

— Не хочу я в никакой стольный град! Что мне там делать? Нашел тоже невесту без места…

Айгуль думала о том, что не любы ей стены каменные, к простору степному она привыкла. Но купец ее по-своему понял, взглянул ласково и молвил:

— Невеста ты, девица, не абы какая, и приданое у тебя справное. — Костя достал из-за пазухи мешочек с драгоценностями ее. — Вот тут самоцветы твои, большого табуна стоят. Пока у меня сохраннее будут, а там твое это. Да и табуны, что твой отец загодя до смерти своей мне спихнул, как чувствовал, это тоже твое. Денег я не платил за них, потом сосчитаться сговорились. Так что это тоже ваше.

У девушки глаза сделались круглые, как у совы. Это ж как? И бывают разве такие люди? Стало быть, не бедна она?

— И коровники чистить не придется? — Айгуль последнюю мысль произнесла вслух.

— Нет, не придется, — белозубо улыбнулся Костя и подвинул к ней ближе блюдо с сушеным урюком.

— Ешь, не стесняйся, и вы, парни, налегайте. Да, скоро на золоте кушать будете.

— Мы батагуры! Нам не след с золота есть! Наше дело — конь да степь! — это Русланчик, горячий да шустрый.

— Да с табунами управляться, богатство рода приумножать… — поддержал брата рассудительный Тимур.

— Ну, одно другому не мешает, ведь так? Твой же отец не из деревянной плошки ел? — Костя кивнул на деревянное блюдо с сухими фруктами.

— Вот потому его и убили. Из-за золотой посуды да цацек бабских. Да еще из-за того, что человек, когда много богатства имеет, становится неосторожным и беспечным, думая, наверное, что богатство это его защитит. — Тимур высказался и угрюмо засопел. Все-таки смерть родных была еще очень свежей раной.

Айгуль аж изумилась такой взрослой рассудительности братика и тут же потянулась погладить, утешить. Костя же обратился к Тимуру как ко взрослому:

— Значит, ты считаешь, что богатство и комфорт — это плохо?

— Богатство и достаток не плохо. Комфорт для женщин нужен, — Тимур кивнул на сестру, — а мужчине нужно всегда быть готовым защитить свое богатство и комфорт своих женщин. А нега мужчину делает слабым.

Айгуль аж носик задрала: вот какой у нее умный братик! Дети в степи быстро взрослеют, особенно когда в десять лет становятся старшими в семье.

Костя же опешил слегка.

— Экий ты… грамотный! Прям не отрок, а муж взрослый!

— А я и есть муж взрослый, — сказал десятилетний ребенок. — Я теперь старший рода. И первый мужчина в семье.

Костя даже не нашелся что ответить «старшему мужчине», который едва ему до плеча макушкой достанет, и то, если подпрыгнет.

Девушка, чувствуя неловкую паузу, перевела тему:

— Вкусная у вас шурпа, господин. Неужто мужчины варят?

—У нас по-другому никак, девица красная. Не сваришь — всухомятку вечерять будешь, и тогда бабайка приснится и живот вздуется!

И снова улыбнулся белозубо.

И девицей красной, то есть красивой очень, назвал… Неужто нравится она ему? Айгуль залилась краской. Непривычно было за одним столом с мужчинами сидеть, да еще комплименты такие слушать. Непривычно и неприлично. Вон Тимур уже косится недобро. Ну и пусть себе косится! Тоже мне, хозяин моей жизни! А Костя — он хороший. И добрый…

— Константин, а у тебя жен сколько? — Само как-то вылетело! И как посмела-то?! Братики аж глаза вылупили.

А Костя… смутился! Покраснел даже!

— Нету у меня жены, ни одной. Пока. Нет, то есть нам вообще боле одной не положено, но у меня и одной нет. — Костя еще больше засмущался, как девица прямо, и добавил поспешно: — И невесты просватанной нет! То есть и не просватанной нет тоже.

Айгуль слегка запуталась в хитросплетениях брачных обычаев славян, но главное уловила.

— То есть ты не женат еще? В твои годы? А почему?

Вопрос на самом деле важный: купец, по всему видать, богат и собой пригож, почему ему невесту еще не нашли? Изъян какой скрытый имеет?

Братиков тоже, по всей видимости, этот момент затронул, Русланчик живо поинтересовался:

— А что, ты, как гяуры, обещание какое-то своему богу дал? Чтоб не жениться? А что, отец твой не хочет видеть внуков? А как ты со своим караваном будешь управляться, когда старый будешь?

— Ну, Руслан, я еще не совсем старый и думаю, до старости успею еще детей вырастить. Отца своего я не помню, так сложилось, а обещание давал не богу своему, а своей матушке. Обещался я ей, что женюсь только лишь на девушке, которую полюблю всем сердцем. — И снова посмотрел на Айгуль и улыбнулся. Но уже без зубоскальства, одними губами.

— Ты говоришь, что у тебя первая жена самая любимая будет? У вас в народе так принято или просто ты так хочешь? — Тимур решил, пользуясь случаем, выяснить обычаи народа, с которым им жить придется неизвестно сколько времени.