Лестница Каина

Лестница Каина

- Стоп, стоп! – директор Найс поднял руки вверх, словно сдающийся в плен офицер Вермахта. Сравнение было отнюдь не притянутым за уши: светлые волосы и голубые глаза, помноженные на немецкие корни (его дед был родом из Восточной Германии), недвусмысленно намекали на продолжение: хромовые сапоги, стек и «мертвую голову». Истинный, мать его, ариец.

- Стоп! Остановитесь, доктор Кейн! И давайте, пожалуйста, с самого начала.

Александр Кейн втянул голову в плечи и вопросительно посмотрел на директора. Если Джонатан Найс был похож на нациста времен Второй мировой, то доктор напоминал ощипанного сыча, побитого молью и жизнью, но, тем не менее, не растерявшего остатков оптимизма. Он был американец, чистокровный янки в третьем поколении, но в его внешности присутствовал некий неуловимый английский лоск, который, впрочем, несколько затеняло жуткого вида серое пальто с огромными пуговицами.

- Простите, сэр?

- Не забывайте, что Вы говорите с профаном, – Найс хищно улыбнулся и развел руками. – Я управляю крупнейшей фармацевтической компанией на восточном побережье, это так. Но в химии, и уж тем более в биохимии я мало что смыслю. Если совсем откровенно – я вообще не химик. Зато, скажу без лишней скромности, я очень хороший менеджер. Поэтому говорите со мной так, как будто бы я – банкир, которого Вы хотите развести на деньги.

Кейн вздохнул, передернул плечами и с какой-то затаенной грустью посмотрел в окно. Отсюда, с шестьдесят второго этажа, должно быть, открывался чудесный вид на город, но хозяин кабинета, почему-то, держал жалюзи на окнах опущенными. «Агорафобия у него, что ли?» – с тоской подумал доктор и кивнул.

- Хорошо. Я понял. Постараюсь попроще.

- Очень хорошо! Итак, Вас зовут Александр Кейн. Вы биохимик и... и невролог?

- Нейрофизиолог.

- Работаете на «Геофарм» с две тысячи пятого года?

- Угу.

- Все это время Вы проработали в... – Найс пошелестел бумагой, – ...в лабораториях де Грея, в Иллинойсе. Отдел геронтологии, правильно?

- Да, все верно.

- Проект «А-20»... А, стоп, я помню. Разработка лекарства от болезни Альцгеймера, да?

- Ну... Да, но не только. Наша команда работала над возможностью улучшения памяти путем воздействия на биохимию мозга. – Кейн опять вздохнул. – Предполагалось, что препарат окажет кумулятивное действие на...

- Да-да, хорошо, – перебил Найс. – Отлично. Вы ставили эксперименты на животных?

- Да, на крысах. Стандартный «сырный лабиринт», только слегка модифицированный. Точнее, лабиринтов было несколько, но в каждом из них правильный путь определялся фиксированной схемой действий... ну, скажем, чтобы выйти к миске с пищей, крыса должна два раза повернуть налево, один раз направо, пропустить поворот и опять свернуть налево – и так в каждом из макетов. Если животное заходит не в тот коридор, то получает удар током через нажимную пластину – гарантировано не смертельный, конечно.

Он поднял глаза и с опаской поглядел на Найса, словно ожидая обвинений в садизме и жестком обращении с животными, но тот лишь улыбнулся и кивнул:

- Продолжайте, пожалуйста.

- Хорошо. Предполагалось, что разрабатываемые нами... э-э-э... «усилители памяти», введенные контрольной группе животных помогут им быстрее и эффективнее проходить «лабиринтовый тест». У нас в работе постоянно находилось более двадцати тысяч грызунов, по сотне в каждой группе, при этом каждая группа получала свой препарат.

- Вы добились каких-нибудь результатов? – Найс вопросительно поднял бровь. Разумеется, он знал ответ, но «проверка на ушлость» была обязательным элементом любого проводимого им собеседования. Можно даже сказать, определяющим фактором в дальнейшей беседе.

- Ни фига, – простодушно усмехнулся Кейн. – Никаких результатов вообще. То есть, лаборанты иногда заявляли, что им-де удалось чего-то добиться, но все это не выходило за пределы вариационных отклонений. Память у крыс лучше не становилась.

- До тех пор, пока...

- До тех пор, пока мы не ввели одной из групп препарат, носивший, на то время, рабочее название «Коктейль номер двести два». Препарат, кстати, не самый перспективный – мы вообще не возлагали на него никаких надежд.

- Тем не менее...

- На следующий день старший лаборант попросил меня лично явиться в лабораторию. По его словам, животные из группы «гамма» – ну, те, которым вводили «двести второй» - стали вести себя странно.

- Вот как? – Найс хмыкнул. – Они что, резко поумнели?

- Наоборот. В смысле, они не деградировали в интеллектуальном плане, но теперь они проваливали тест с лабиринтом в сотне случаев из ста.

- Не понял.

- Я тоже поначалу не понял. Потому что, если честно, никуда не пошел, а ограничился тем, что прочитал отчеты. Грешен, каюсь. Но кто же мог знать... Короче говоря, я распорядился ввести «двести второй» группе «выпускников», то есть крысам, которые уже знали, как решается задача, и всегда прибегали к сыру, минуя электрошокеры.

- И?..

- Ничего не изменилось. И, вполне вероятно, мы бы просто отправили «двести второй» в мусорное ведро, если бы не Бен Ладен...

- Кто?!

- А... Хм... Простите... Это кличка крысы. – Кейн покраснел и еще больше втянул голову в плечи. – В общем, он допустил ошибку и свернул не в тот коридор. И через пару часов уже не мог пройти тест вообще.

- Так... – Найс постучал карандашом по столешнице, – что-то я вообще перестал улавливать суть.

- Как и мы, сэр. В самом начале я сделал допущение, что «двести второй» начисто ликвидирует возможность создавать новые нейронные связи. Ну, то есть, вообще отключает способность запоминать. Если бы это подтвердилось, то такой препарат уже сам по себе стал бы открытием, сравнимым с открытием пенициллина. Здесь открывались широчайшие возможности: лечение психозов, возможно, даже, шизофрении... да и военные тоже... хм... Просто для проявления эффекта нужна какая-то комбинация факторов, например, сам препарат и электростимуляция. Теоретически это было вполне возможно. Но нас опять ждал облом: даже после лошадиной дозы «двести второго» непосредственно в хвостовую вену и сильнейших электрошоков память у крыс не ухудшалась. И не улучшалась, кстати. Но именно тогда я заметил одну странность в отчетах лаборантов: исключительно высокий процент смертности среди животных.