Личный маг для Наследника. Эхо погибшей цивилизации.

Пролог

4867 год по Земному григорианскому календарю

Два подростка лежат на тонкой, почти невесомой циновке. Оба истощённые, выглядят намного моложе своих лет. На них — только грубые льняные робы, бесформенные и бесполезные, не дающие ни тепла, ни защиты.

Ничего.

Ни одна ткань не согреет так, как тепло другого человека. Это они давно уже выучили.

— Когда-нибудь мы выберемся отсюда, и я сделаю тебя своей женой, — говорит вихрастый юноша, обнимая девочку, неожиданно высокую для своего возраста, будто состоящую из одних только острых углов — локтей да коленок. — Ты будешь варить пиво у очага, готовить вкусный ужин, а я принесу тебе целого оленя или кабана.

— Сам будешь варить своё пиво, — бормочет она, пряча лицо в его груди, заметно дрожа и натягивая на обоих тонкое шерстяное одеяло.

Этой ночью было особенно холодно. Резкий ветер проникал сквозь узкое окно у самого потолка, унося с собой тепло и оставляя вместо него крупицы снега, которые оседали на полу их крохотной комнатушки. Спать вот так вдвоём, особенно детям разного пола, было запрещено, но работники центра давно махнули на это рукой — слишком многие здесь не выживали. Какая разница, спят они вместе или по отдельности?

Ещё одна ночь в череде бесконечно однообразных бессмысленных ночей, проведённых в этих стенах.

О существовании мира за пределами комплекса подростки знали лишь из рассказов аборигенов, которые время от времени появлялись здесь. А после исчезали так же внезапно, как и появлялись.

Коренные жители рассказывали о своих семьях, общинном устройстве, укладе жизни, до того, как попали в исследовательский центр. А заодно обучали детей грамоте, письму, основам манер.

Так подростки узнали, что ближайшая деревушка называется Талваар. Она состоит всего из пяти улочек, а каждое воскресенье там проводится ярмарка. Ближайший крупный город — Раймхолд — недавно пережил нападение клана Грейхоллоу, но крепость устояла. Теперь Грейхоллоу сами под угрозой: они потратили слишком много ресурсов.

Оказывается, за стенами исследовательского центра все враждовали. Каждый клан стремился расширить свои владения, а если удастся — захватить рабов, угнать скот, украсть что угодно.

Дети не знали концепта рабства. Когда они спрашивали об этом сотрудников центра, те снисходительно объясняли, что аборигены севера живут как дикари, даже «по меркам этой планеты». Означало ли это, что другие аборигены живут лучше? Те, кто не обитает на севере?

Подростки мечтали узнать, что значит жить нормальной жизнью, пусть даже жизнью так называемых варваров. Но вместо этого их дни проходили в стерильных лабораториях, где люди в белых халатах, которые приходили откуда-то извне, которые, возможно, даже жили жизнью нормальных людей, ставили на них эксперименты.

— Это для вашего же блага, — говорили они. — Иначе полукровкам не выжить.

А с этими опытами выжить? Судя по обрывкам разговоров, они были далеко не первыми, кто подвергался подобным экспериментам, но результаты до сих пор оставались удручающими.

— Кто наши родители? — однажды спросил мужчину в белом халате подросток. Сотрудник проявил редкую в этом месте человечность: его лицо дрогнуло, он нахмурился, но затем потрепал мальчишку по голове.

Тот резко, с явным раздражением, отстранился, глядя на работника центра своими тёмными, почти чёрными глазами.

— Они сами отдали вас, Райлен. Они понимали, что иначе вы не выживете.

— Разве это жизнь?! Каждый день вы что-то с нами делаете: колите, усыпляете, разделяете, причиняете боль! И ничего не объясняете! Я хочу нормальную жизнь, семью, дом, скот — как у обычных людей!

— Успокойся! Мы хотим того же для вас, но сначала должны убедиться, что вы сможете выжить!

— Сколько лет вы это говорите?! Мы ни разу не выходили наружу! Эдворн сказал, что у нас нет никаких навыков, чтобы выжить там, что мы просто погибнем, потому что всю жизнь сидим тут! У нас нет поддержки ни одного из кланов, нас сразу захватят в рабство!

— Тебе не нужна будет поддержка кланов! Ты выйдешь и будешь сильнее всех остальных, тебе не понадобятся их навыки выживания!

— Ложь! — взорвался Райлен, толкая мужчину в грудь. Тот отступил на шаг. — У вас ничего не вышло! Сколько лет существует этот центр?! Где остальные дети? Где Дани? Я слышал её крики!

— Эва! — мужчина в белом халате позвал лаборантку.

Женщина действовала хладнокровно и ловко: инъектор, воткнутый в плечо подростка, с тихим шипением выпустил дозу успокоительного. Райлен рухнул на полированный пол с грохотом; синяки от падения наверняка добавятся к уже имеющимся.

— Он становится всё более несдержанным. И растёт. Нам нужно пересмотреть оценку риска и уровень контроля, — пробормотал мужчина, потирая шею.

— Думаю, это гормоны, — отозвалась Эва. — Нужно разделить его с Дэйнеллой. В этом возрасте они...

— Нет. Он несдержан, но мы знали, что курс может привести к подобному. Дэйнелла оказывает на него стабилизирующее воздействие. Это два наших самых успешных эксперимента.

— Доктор Ларссон? — Эва, нажимая на кнопку в стене, вызвала охрану: вдвоём подросшего Райлена им уже не поднять. — Когда завершится этот цикл экспериментов?

— Через две недели. Затем три месяца валидации данных.

Однако они не подозревали, что этих двух недель у них не будет. Той же ночью всех сотрудников и «пациентов» центра разбудил вой сирены, расколовший ночную тишину. Дежурный пост охраны немедленно активировал аварийные протоколы, красный свет мигал по всему комплексу. На мониторах центральной панели выделился сектор «Гамма» — нарушение герметичности, частичный обвал конструкции. Система зафиксировала отклонение параметров карантина: давление и состав атмосферы больше не соответствовали нормам изоляции.

Четверо охранников в полной экипировке двинулись по узким коридорам, держа наготове лёгкие бластеры. Источником проблемы оказалась зияющая дыра в стене под потолком.