Личный поверенный товарища Дзержинского

Часть 3-2. Барбаросса

Глава 21

На Рождество Мюллер взял отпуск на три дня. В сочельник побыл дома с семьёй и на два дня уехал в горы в сопровождении штурмбанфюрера фон Казена.

Это я так начинаю повествование о том, что бригадефюрер СС Генрих Мюллер решился попробовать снадобье деда Сашки.

В горы мы не поехали. Мы поехали на моей машине в имение типа хуторка, именуемое Либенхалле.

Так это есть ваше «унд Либенхалле»? - улыбнулся Мюллер. - А я всё представлял огромный замок, где стоят средневековые панцири, в которых ваши предки завоёвывали для себя лебенсраум.

Моя пожилая родственница любезно приняла нас и стала готовить нехитрое угощение, но у нас с собой было достаточно продуктов и даже небольшой подарок для фрау. Я сказал ей, что у нас с моим товарищем будет очень срочная работа, показал, что у нас есть продукты и попросил не беспокоить нас столько времени, пока мы сами не выйдем из комнаты.

- У господ всегда какие-то свои причуды, - подумала женщина, но согласно кивнула головой.

Закрывшись в комнате, я достал два пузырька, в каждом из них был «айн триньк водка» 25 грамм и одна капля экстракта сон-травы.

- Коллега Казен, - ещё раз спросил Мюллер, - вы уверены в том, что всё пройдёт благополучно?

- Не волнуйтесь шеф, - сказал я, - я рядом с вами и совершенно спокойно выпью то же самое, что и у вас. Если хотите, давайте поменяемся пузырьками.

- Нет, - сказал Мюллер, - как есть так есть, пьём на счёт три…

Мы выпили. Ничего не происходило, затем у меня начали слипаться веки, как будто кто-то намазал их сиропом, и они стали закрываться, унося меня в спокойный сон в тепло натопленной комнате.

Я проснулся первым от холода. Растолкал лежащего рядом Мюллера.

- Бригадефюрер, вставайте, что-то не так, - сказал я.

Мы лежали среди обгорелых брёвен, присыпанных лёгким снежком. Вдали светились какие-то огоньки, и была тишина. Главного дома Либенхалле не было. Не было моей машины. Дом сгорел. Мы вышли на дорогу. Смеркалось. Вдали по шоссе проезжали автомашины, а нам навстречу шёл какой-то пьяненький мужчина, распевавший традиционную рождественскую песню: «О танненбаум, о танненбаум, ви грюн зинд дайне блэттер…». Я присмотрелся и узнал полицайрата Пауля Мацке, начальника первого подотдела отдела IVC, занимавшегося обработкой информации, главной картотекой на объекты разработки, справочной службой, наблюдением за иностранцами и вопросами согласования выдачи виз.

- Добрый вечер, партайгеноссе Мацке, - приветствовал я его.

Мацке увидел нас и упал как подкошенный. Я схватился за пистолет, но вокруг была тишина, и вряд ли кто-то стрелял в нашего коллегу.

Мы бросились к нему. Мюллер поднял голову сотрудника на колени, а я стал растирать ему виски снегом. Мацке открыл глаза и снова отрубился.

- Что здесь делает Мацке в это время? - удивился Мюллер. - Со мной его отпуск не согласовывался и почему здесь всё сгорело?

- Эй ты, вставай, - я пнул лежащего Мацке ногой, - или мы тебе наподдаём так, что тебе не покажется этого мало.

Мацке начал шевелиться и вроде бы приходить в себя.

- Господин Казен, - попросил он, - пните меня ещё раз, а то я не поверю, что это вы.

- Что с вами, господин Мацке, как вы оказались здесь? - спросил Мюллер.

- Господин группенфюрер, - сказал Мацке, - ведь вас же похоронили на Кройцбергском военном кладбище Берлина. Ваше тело нашли в августе в здании Министерства авиации, опознали по документам на группенфюрера СС Генриха Мюллера.

- Меня? - удивился Мюллер. - Вы с ума сошли Мацке, какой август, какой группенфюрер, что вы несёте?

- Как что я несу? - взмолился Мацке, - Война закончилась пять с лишним лет назад, здесь английская зона оккупации, и я не Мацке, а Михель, мелкий служащий табачной фабрики. Если кто-то узнает, кем я был, то меня посадят лет на десять-пятнадцать. После Нюрнбергского процесса гестапо и СС названы преступной организацией. Всех наших коллег судят и садят по тюрьмам. Кого-то и расстреливают. Пойдёмте ко мне домой. Жена уехала к матери, и я дома один.

Мы пошли в домишко, где размещался Мацке.

- Я, господин Казен, - сказал он, - когда вы исчезли с господином Мюллером, решил податься в ваши края, потому что туда пришли англичане, они всё-таки не такие заклятые наши враги, как Советы, а ваше Либенхалле почти полностью сгорело во время бомбёжки. Нашёл место здесь. Документы у меня были припасены заранее, вот и живу мышкой маленькой.

- Крысы бегут с корабля, - презрительно сказал Мюллер.

- Знаете, господин Мюллер, а вот вы сами куда делись? - непривычным для него тоном заговорил Мацке. - И Борман сбежал из-под суда, и вас бы тоже судили, как и его, и как Кальтенбруннера.

- А Кальтенбруннера-то за что? - спросил Мюллер.

- Так он же после покушения на Гейдриха в июне 1942 года был назначен начальником РСХА, - сказал Мацке, удивляясь, почему мы спрашиваем об этом, так как сами должны прекрасно знать об этом.

- Где было покушение, и кто в нём участвовал? - продолжил расспросы Мюллер.

- В Чехии, английские парашютисты-диверсанты, - с расстановкой проговорил Мацке.

- Мацке, налей-ка мне что-нибудь выпить, - сказал Мюллер и грузно опустился на табуретку.

Глава 22

- Что за суд был в Нюрнберге? - спросил Мюллер.

- Международный военный трибунал, - сказал Мацке, - чуть ли не весь 1946-й год заседали.

- И кого к чему приговорили? - спросил Мюллер, и было видно, что он ошеломлён всем происходящим.

Мацке не зря был ответственным за систематизацию всех данных и картотечный учёт. У него всё было разложено по полочкам.

- Гёринга, Риббентропа, Кайтеля, Кальтенбруннера, Розенберга, Франка, Фрика, Штрайхера, Заукеля, Зейсс-Инкварта, Йодля повесили, - начал перечислять он. - Бормана приговорили заочно. Гёринга уже мёртвого вешали. Успел отравиться. Говорят, жена во рту во время поцелуя ампулу с ядом передала. А мне кажется, что это наши охрану купили. Американцы на охране были, а они коммерсанты ещё те. Гессу, Функу, Редеру пожизненное. Шираху и Шпееру по 20 лет. Нейрату 15 лет. Дёницу 10 лет. А вот Фриче, Папена и Шахта оправдали. Оказались ни при чём.