Лифчик

Лифчик

Катенька Сапожкова вышла замуж по любви.

Любовь была страшной силы: большая, яркая, она ворвалась в Катенькину молодую жизнь, как смерч, как техасское торнадо, закружила, завертела и понесла с собой девочку, словно щепку какую-то.

Звали любовь Андрей – высокий, статный, бывший боксер к тому же, он нравился многим девушкам, и удивительно даже, как это могла ему приглянуться такая тихоня и серая мышь, как Сапожкова.

Впрочем, возможно, в жены Андрей хотел себе выбрать именно девушку, Катенька же была честно невинна, с мужчинами ранее не встречалась и на роль порядочной супруги годилась вполне.

Так они и поженились, и все были довольны: Андрей, каждое утро отправлявшийся на работу с глазами сытого хозяйского кота, и Катенька (не Сапожкова теперь, а по иронии судьбы, Чулочкина), испуганно-радостная, невыспавшаяся, счастливо расцветающая под иронично-завистливыми взглядами в институте, краснеющая от нескромных насмешливых вопросов: в самом деле, кто бы мог подумать, что этакая пигалица раньше всех на курсе выйдет замуж!

В скобках отметим: ничто не ласкало так слух однокашников Сапожковой как магическое слово «замуж», ибо однокашники эти были сплошь женского полу, ввиду специфики избранной ими профессии, а именно – учитель начальных классов. Мальчиков на курсе совсем не было, что, соответственно, сужало круг потенциальных поклонников, девицы томились от невостребованности и все свободное от учебы время посвящали устройству личной жизни. Тем не менее окончательно и бесповоротно устроила ее только Катенька.

Поселились молодые у невесты, теща была строгих взглядов, но широкой души и зятя особенно не притесняла, в праздник с удовольствием подносила рюмочку и восхитительно готовила кулебяку, за что ей прощалось многое.

И стали они жить-поживать и поживали, надо сказать, довольно счастливо, пока не приключилась в семействе Чулочкиных одна анекдотическая история.

Кстати, вот вопрос: отчего анекдоты рассказывают лишь про мужей, возвращающихся из вечных командировок, и никогда про жен? В наш век эмансипации такое забвение прекрасного пола даже странно.

Впрочем, Катенька возвращалась в тот роковой день не из командировки, а всего лишь со второй пары: она почти никогда не прогуливала, но сегодня преподаватель заболел, образовалось «окно», Катенька не вытерпела и убежала домой.

…С его стороны было, конечно, большой глупостью привести эту лярву в квартиру.

Но что поделать: темперамент брал свое, ласки целомудренной и зажатой жены едва ли могли удовлетворить этого крупного, прекрасно развитого самца; впрочем, что оправдываться, единственным оправданием, которое мог он, наверное, произнести, было «Так получилось». «Так получилось» говорят дети, разбив вазу или размалевав дорогие обои, и, пожалуй, это самое лучшее и честное, что в этом случае можно сказать.

…Застывшая, окаменевшая, глядела Катя на визжащую, похабную девицу, распластавшуюся, как медуза, на ее непорочной супружеской постели, застывшая, глядела она, как та судорожно и дико вскакивает, начинает метаться, бросаться из стороны в сторону, искать одежду…

А он, он, любовь и мечта всей жизни, смысл существования и даже немного более того, он матерился, тряс голыми чреслами, выхаркивал из глотки: «Сука! Сволочь! Что ты тут делаешь?!.»

Как абсурдна была эта картина.

Разве могла бы Катя поверить в этот въяве воплощенный бред, в эту адскую комедию, свершающуюся у нее на глазах?

- Вон, - тихо выговорила она неслушающимися губами.

- Ах ты…

- Вон, - повторила она.

- Лифчик?! Где же мой лифчик? – комически заламывая руки, завывала девица.

…Они ушли.

Потом Катя нашла этот лифчик, завалившийся за спинку кровати, она сожгла его во дворе, вместе с мусором и прошлогодними листьями.

Наутро, повязав голову платком, она пошла в храм и долго молилась.

- Тронутая, - бранилась мать. – Совсем свихнулась, по церквям шататься…

Мать, женщина старой закалки, в Бога не верила.

Он вернулся.

Стоял на коленях, рыдал, грозил выкинуться из окна, заваливал розами, они помирились, конечно же.

Наверное, иначе и быть не могло.

Но что-то чистое, что-то важное сломалось в ней.

Разумеется, это была не последняя его измена, но той первой, самой страшной и жуткой, она никогда не могла забыть.

И ей долго снилась эта похабная, размалеванная:

- Лифчик, где же мой лифчик?! – кричала она и хохотала Кате прямо в лицо.

- Вымолила у боженьки счастье, - бранилась мать, глядя на тихие Катины слезы. – Вымолила, терпи уж теперь…

Но Катенька знала, что мать не права.

Боженька не при чем.

Боженька добрый, она сама сделала свой выбор, и кого тут винить?