Лимб

Лимб

Недоумение. Вот что я ощущаю, когда просыпаюсь.

Точнее, когда меня буквально вышвыривает в реальность – судорожно сжимающаяся диафрагма и кислый вкус рвоты, расползающийся во рту, приводят меня в чувство. Меня нещадно колотит: наверняка приснилось что-то жуткое, но в голове лишь странный туман и набат пульса в ушах.

Первое, что я понимаю – я сейчас явно не дома. Щеку скребет грубый дощатый пол, из-под которого прилично дует; кругом тишина, которая оглушает даже больше врубленного на всю громкость телевизора и маминого фена по утрам; пахнет чем-то подозрительным, явно мышиным пометом или еще какой дрянью вместо привычного аромата свежей яичницы с пармезаном и кофе с терпкой нотой корицы.

Второе – то, что я понятия не имею, где я и что здесь делаю. Силюсь вспомнить, что я делал вчера, и почему я оказался здесь; даже от такого простого усилия у меня начинает противно ныть голова. Болезненно морщусь и потираю виски, пока сажусь. Вроде бы ничего криминального я не сделал вчера: мы с Андрюхой гоняли уровень у него дома, я по телефону снова перегрызся с матушкой, и мы уж думали насчет ночевки, но не прокатило – пришлось идти домой, хотя на улице было уже сине от ночных теней.

Дальше ничего не помню. Странное дело. Меня что, похитили?

Перед глазами немного плывет, меня продолжает немного подташнивать, но все же я, хоть и не без труда, встаю на ноги и оглядываюсь.

Большая, абсолютно пустая комната меньше всего похожа на мою, почти полностью заставленную кроватью, компьютерным столом с настольной лампой и стеллажом с книгами. Покрытый сероватой коркой плесени потолок, содранные кое-где линялые обои, упомянутый мной голый пол. Больше в ней ничего не обнаруживается. Даже батарей нет, поэтому в этом не-пойми-какого-времени-года месте по-собачьи холодно. Обнаружившаяся на мне грязноватая белая футболка с надписью «Cool», явно мне не по размеру спортивные серые брюки и хлопчатобумажные носки с дыркой на пятке (кстати, почему именно с дыркой?) не греют ни черта, поэтому я ежусь и обхватываю себя руками, чтобы унять неконтролируемую дрожь. Пока получается откровенно паршиво, и я решаю встать наконец и разведать обстановку.

Кругом тихо, но кое-какие звуки все же есть, хоть мне и показалось поначалу, что их нет и в помине. Где-то скрипит ржавыми петлями дверь, подо мной с визгом прогибаются старые доски, в комнате гуляет сквозняк. Значит, где-то должен быть выход отсюда.

Мне даже представить жутко, как я оказался здесь. Террористы? Сумасшедшие хирурги, которые выпотрошат меня и присвоят себе орган-другой? Единственное, что я осознаю вполне четко – я нахожусь в заброшенном старом доме совершенно один, не имея средств связи и даже теплой одежды. Дом находится явно не в городе и даже не на его окраине: не слышно ни машин, ни чужих голосов с улицы.

Я точно знаю, кто я, сколько мне лет, где живу и кто мои родители. Группу крови и резус-фактор, раз уж на то пошло. Я – Павел Сиамалиев, мне шестнадцать лет, живу в К-е, учусь в десятом социально-гуманитарном классе в школе номер № 1116. Учусь я неважно, честно признаться. Люблю засидеться за компом пару часов… Наверное, это и испортило мое зрение – левый глаз видит просто отвратительно, и общая картинка без очков оказывается довольно расплывчатой и слишком нечеткой, чтобы вовремя засечь возможную опасность. Осматриваюсь – мне почему-то кажется, что это та же самая комната, в которой я очнулся – и вдруг замечаю окно прямо напротив. Обычного размера, с рассохшимися рамами и грязными от пыли стеклами. Как я мог его не заметить! На ватных ногах подхожу к нему, выдергиваю с мясом шпингалет и раздвигаю неподатливые рамы.

Выглядываю наружу – и вновь стекленею от немого ужаса.

Меньше всего ожидаешь, смотря из обычного окна со старыми стеклопакетами, что вид откроется на облака. На обычные, сливочно-белые на фоне чистого голубого неба, находящиеся на хрен знает какой высоте, потому что снизу – там, где по идее должна быть земля или, не знаю, трава, цветы, галька… В общем, все, что угодно, но только не огромный, абсолютно пустой провал, километры, заполненные холодным разреженным воздухом.

Невидимый кулак сжимает мои кишки, и я отшатываюсь от хлипкого подоконника, пытаясь преодолеть накатившее головокружение. Еще с пяти лет, как я свалился со шкафа, я боюсь высоты. Неприятно это признавать, но иногда и до истерик доходит. Родители куда меня только не водили, даже к жуткой ведьмообразной старушенции с сумасшедшими глазами, но ничего не помогло. Страх все так же душит меня, сжимает горло ледяным кольцом. Против воли я представляю, как оскальзываюсь и падаю, захлебываясь колючим холодным воздухом, переворачиваюсь в полете, пытаюсь кричать…

А потом – темнота.​

Вздрагиваю, открываю глаза, а потом с подвывертом, не щадя себя, щипаю левое предплечье. Резкая колющая боль отрезвляет, и хоровод из цветных пятен в глазах мало-помалу исчезает, а паническая дрожь постепенно сходит на нет.

Вот. Черт. Где этот чертов домик вообще, на Эвересте? ​

​Я не могу поверить, что такое произошло именно со мной. Вроде бы я всегда был нормальным подростком… Меня никогда нельзя было назвать впечатлительным, ну и тем более - психически неустойчивым. По крайней мере, мне очень хочется в это верить. Я осознаю, что мне страшно просыпаться, но не страшнее, чем оставаться в этом поганом местечке. Отлично, хоть понимаю, чего хочу – может, это свидетельство того, что я вовсе не сумасшедший?

Снова водружаю очки на нос и двигаюсь дальше, к приоткрытой двери.

Жуткий визг несмазанных петель, и вот я оказываюсь в коридоре, таком же пустом и безликом, как и комната. Никого. Рассохшиеся доски визжат под ногами, издалека эхом отдается звук моих собственных шагов, и это, честно говоря, по-настоящему жутко. Черт, никогда не бывал в таком огромном, старом, да еще и пустом доме, прямо как в каком-то плохом ужастике, которые так любят мои чокнутые одноклассники.