Лимонный пирог для скоя’таэля

Лимонный пирог для скоя’таэля

День всех влюблённых окутывал Новиград ярким весенним солнцем, рассыпая в прозрачном воздухе морозную сладость Имбаэлка. Косые солнечные лучи проникали в оконное стекло, растекаясь тёплым золотом по светлой кухне, где на столе красовался экзотический цветок лимонного пирога.

Сотканный из бледно-жёлтого крема и рассыпчатого бисквита.

Ароматный и воздушный, с сочными дольками лимона.

И абсолютно непригодный в пищу.

Чарис расстроенно смахнула лезущие в глаза пряди, оставляя следы муки на лице. Длинные светлые волосы, собранные утром в небрежный пучок, угрожали окончательно рассыпаться, а из одежды на ней была лишь длинная серая футболка. Глаза её блестели, а губы расстроено выгнулись подковкой – чувство разочарования от проваленной затеи, которой она так бредила последние несколько дней, перехватило изнутри горло. Пьянящий с утра яркий, звонкий день звучал издёвкой, канув в пропасть бессмысленных трудов, а кисло-сладкий аромат дразнил вкусовые рецепторы, вызывая обречённый вздох.

— Да это просто какая-то нелепая ирония. Знал бы он только … — Чарис нервно рассмеялась, покусывая фалангу большого пальца. Её плечи были напряжены, словно она вновь вернулась в Аретузу, где ей необходимо было сварить сложное зелье для экзамена. Воздух зудел концентрированным обилием лимонного запаха, и Чарис поспешила распахнуть окно и впустить зимнюю свежесть. Обычно молочное небо сегодня поражало бледным голубым простором, а историческая часть Новиграда походила на праздничную открытку: светлые с красночерепичными крышами дома кутались в пушистые белые мантии, торжественно сверкая на солнце разноцветными каменьями, а по заснеженным мощёным улочкам спешили прохожие. Хулиганским жестом колючий морозец обнял девушку за плечи и разрумянил ей щёки наглыми поцелуями, небрежно выметая роящиеся в голове мысли, оставляя Чарис наедине с солоноватым привкусом пустоты. Она ожидала, что пульсация городских артерий будет покалывать крошечными зарядами вдохновения на кончиках пальцев, но вместе с пролитым зельем из неё словно утекла уверенность.

— В конце концов, чем он любит заниматься в День всех влюблённых? Может ему понравится измываться над глупыми чародейками? — пробормотала она, наблюдая за смеющимися парочками. Маленькая девушка в бирюзовом пальто несла букет пышных белых гортензий, что-то весело щебеча парню в кожаной куртке, и Чарис покачала головой, пробормотав что-то о нерадивых остроухих.

Перед глазами возникла шрамированная, язвительная улыбка, и Чарис смущённо прижала ладони к пылающим щекам, словно тот, для кого предназначался пирог, мог узнать о её глупом провале.

Их взаимоотношения с Иорветом напоминали потрескивающую наледь над водой – стоит сделать неосторожный шаг, и провалишься в ледяной омут, стиснутый чернотой. Иронично, что эльф жил буквально в паре шагов от неё, из-за чего их встречи походили на неизбежный закон мироздания. Чарис не раз ловила на себе сочувствующие взгляды своей наставницы Маргариты Ло-Антиль или выслушивала дружеские подколки Фелиции Кори, которая находила в этом долю романтики. Участник обеих Северных войн, командир скоя’таэлей, Иорвет считался живой легендой, но, когда на Чарис падал взгляд единственного глаза, она видела обозлённого мужчину, с предубеждением относящегося к чародейкам. Даже странно было подумать о том, что у них с Иорветом могли иметься общие знакомые. Бывая в одной компании вместе с Геральтом и Лютиком, Чарис старалась держаться на расстоянии от диковатого эльфа, стоило тому оказаться поблизости. Саркастичный и желчный, представитель гордого народа Aen Seidhe производил эффект электромагнитного поля. Стоило Иорвету появиться, как кто-то невидимый катастрофически быстро выкачивал воздух, а все присутствующие походили на заряженные частицы, в центре которых небрежно располагался эльф с ужасным фиолетово-бордовым шрамом и повязкой на правом глазу, скрывающей, как однажды девушка узнала от Геральта, отсутствие оного. Иорвет мог просто молча потягивать эль с отсутствующим видом, будто и не было вокруг ни остальных, ни бурных обсуждений, а его ладонь с длинными, сильными пальцами - покоиться на столе, притягивая на себя взгляд Чарис. В голову при этом то и дело лезли дурацкие мысли об этих пальцах, и Чарис ощущала покалывающие кожу разряды, зудящие электричеством по всему телу, вызывающие беспокойное желание прикоснуться к золотисто-смуглой коже. Но стоило Иорвету вступить в разговор, как эта ладонь оживала, принимаясь красиво жестикулировать, словно проживая рассказ одновременно со своим владельцем, а плотно сжатые губы вдруг улыбались так, что становилось и болезненно-сладко, и горько от того, что улыбка эта предназначалась не ей. Чарис казалось, каждый раз, когда она вот так исподтишка наблюдала за ним, словно она совершает нечто непозволительное, крадёт то, что не принадлежит ей, чтобы урывками жадно, залпом окунаться в эту сладкую горечь. Пока в один из таких дней после какого-то выступления Лютика по её спине не проскользнуло холодной змеёй непонятное ощущение, заставившее девушку поднять взгляд и с ужасом столкнуться с ядовито-зелёным глазом. Она помнила, как густо покраснела и испуганно отвернулась, и никто даже не заметил этого, а ей казалось, что у неё огромными буквами на лбу пылает, что она пялилась на Иорвета. Она была чародейкой, только недавно закончившей Аретузу, подающей надежды, но в этот момент ощутила себя любопытной девчонкой, которую застукали за чем-то неприличным. Ей стало душно и, глубоко вздохнув, Чарис поняла, что не дышала уже несколько долгих секунд. Когда потом их взгляды вновь встретились, Чарис увидела ехидство в его взгляде и глумливую улыбочку. Ранее особо не замечавший девушку, как нечто несущественное, с чем приходится мириться только из вежливости наличия общих знакомых, с тех пор Иорвет вдруг словно вспомнил о её существовании, и Чарис периодически ощущала на себе непонятный взгляд единственного глаза. Теперь она окончательно уверилась в том, что он терпеть не мог чародеек, потому что его колющая неприязнь почти прожигала кожу.