Линии снов

Часть 1.

Дурманящий запах цветущего вишневого сада, свежий запах парфюма с нотками цитруса, согревающий запах корицы, запах горящего дерева, который резко ударяет по рецепторам, запах разогретого мокрого асфальта, отторгающий запах жженой органики, солоновато-тошнотворный запах крови, тяжелый сладковатый гнилостный запах. Меня затягивает в какой-то водоворот, тащит на дно, голова делает невероятные обороты, будто меня без подготовки отправили в космос, и, спокойно стоя на твердой поверхности, я чувствую на себе влияние законов физики: сила тяготения так и бредит идеей заключить меня в свои объятия. Больше нет ни красного, ни синего, ни зеленого, все сливается в черный, местами с прожилками белого или серого. Буквы и слова видоизменяются, принимая угловатые, постепенно скругляясь, очертания уродливых лиц и морд невиданных доселе зверей, все они открывают свои пасти с кривыми заостренными стальными зубами, издавая рычащий смех (смех ли?), и с каждым новым приступом рыкохохота мои обонятельные рецепторы снова и снова подвергаются атаке амбре из перечисленных ароматов. Я пытаюсь сделать вдох. Легкие отчаянно выполняют свою работу, но эритроциты не получают кислород, легкие в панике, они подают новые и новые импульсы в мозг, заставляя непроизвольно вдыхать чаще и глубже. Фиаско. Рыкохохот постепенно превращается в нестройный ряд голосов, каждый компонент которого говорит на своем тоне, на своей высоте и частоте, а мой радиоприемник лежит сломанным без антенны, и без нее я не могу устранить помехи, чтобы разобрать слова; а голоса помалу набирают силу, затачивают свой эфемерный клинок, дабы нанести несколько болезненных ран моему угасающему мозгу. На смену трезвому восприятию и холодному уму приходит интуиция и подсознание. У них больше возможностей, больше сил, они практически всесильны в этом новом измерении, но все же не всесильны, ничто не всесильно, у всего есть свой предел и точка кипения, рано или поздно все станет паром, чтобы сконцентрироваться в определенном месте и нанести еще более опасный, и, возможно, роковой удар. Я не реагирую на внешние раздражители. Есть только пространство передо мной, невидимое для моих очей, человеческий глаз неприспособлен для него, но оно вполне ощутимо каким-то из участков мозга, и, порой, оно становится невыносимо громким и ярким. Будь я рафинадом, все было бы гораздо проще, моя жизнь была бы лишена всего этого, и у меня была бы всего одна цель – изменить химический состав того напитка, в который меня бросят и стать его частью, дабы потом что-то переменить в гораздо большей и сложной структуре, возможно, нанеся неумышленный вред. Как все бессмысленно. Никогда не знаешь, кем или чем проснешься завтра. В одну из ночей мне казалось, что я – кусок клубничного желе в человеческий рост, причем мой разум воссоздал состояние этой субстанции невообразимо точно – ощущалось даже, как мое тело колышется при малейшем движении или повороте головы. В свою очередь, другой ночью мне казалось, что меня тянут за привязанную к верблюду ногу сквозь пески Сахары, и, опять же, ощущение, как моя кожа оказывает сопротивление каждой песчинке и как песок набивается в рот, уши и нос, было чем-то большим, чем просто реалистичным сном. Среди общей шумовой завесы есть нечто без проблем различимое, громкое и страшное, оно ритмично отстукивает какой-то из известных ритмов с помощью адской машины, не знающей усталости и призванной запугивать и оглушать оппонентов и всякого, кто наберется смелости и наглости послушать ее. От этого грохота лопаются барабанные перепонки, и ты думаешь, что лучше бы тебя заставили с утра до ночи работать в стекольном или металлургийном цеху, ибо этот шум несравним ни с какими остальными. Цех рушится, начался самый настоящий снегопад из строительной пыли с иногда встречающимися острыми фрагментами бетона и стекла. Что-то вытаскивает меня наружу. Кто-то мертвой хваткой схватил меня и тащит обратно. Нет. Что происходит? Что я такое и что происходит? Перед глазами заплясали искры ослепительных цветов. Сила тяготения вновь дала о себе знать, и я чувствую на своей щеке теплое прикосновение чего-то твердого и, спустя миг, влажного. У меня нет сил. Оставьте меня в покое. Сейчас меня вывернет наизнанку, всеми внутренностями, тканями, сосудами и кровью наружу, и из меня можно будет сделать экспонат для кунсткамеры. Кунсткамера – комната искусств, не так ли?.. И только мои руки останутся в прежнем виде, только они, ибо мои вены всем своим существом ненавидят выходить наружу, они все время прячутся глубоко внутри, мерзавки, поэтому они не захотят стать достоянием общественности, как все остальное, им плевать на внешний мир и на то, какая снаружи погода. Есть чему поучиться у них. Пока еще не поздно. Мне всегда казалось, что времени всем отведено одинаково, и человек сам на протяжении всего своего существования то удлиняет, то укорачивает свою ленту. Вероятно, это правда, вероятно, нет, я не знаю и не собираюсь настаивать на своем мнении, ибо мир полон ослов, которым доказывай–не доказывай, а все равно упрямо стоят на своем, всю жизнь ожидая очередного пастуха, который провозгласит новый манифест и укажет «правильный» путь, когда сами не изучили самые близкие к поверхности каналы и тропы собственных душ, и никогда не изучат, ибо все доступные и открытые пути уже захламлены мусором неверных ценностей и СМИ, поросшие и скрепленные глиной неосведомленности и самоуверенности. Маленькие глупые свиньи. По голове отчаянно лупят молотком, будто пытаясь забить в нее гвозди, чтобы держать мозг под контролем. Нет нет нет нет нет. Я – бракованный винтик в системе этого практически совершенного механизма общества, именно поэтому я оказываюсь в отдельной коробке, отдельно ото всех, но мое положение вполне удовлетворительно для меня: в этой коробке лежит еще с десяток таких же бракованных, как и я. Они что-то говорят о том, что их хотят переплавить. Я предлагаю им переплавиться самостоятельно, силами своей души, в острейшие и тончайшие иглы, чтобы иметь возможность обороняться от неприятелей, и моя идея получает одобрение. Теперь мы можем незамеченными выбраться из этой коробки сквозь щели. Незаметность – наш друг, но с некоторыми друзьями важно уметь вовремя расстаться, с некоторыми людьми просто не по пути, в один момент понимаешь, что они остались этажом ниже, так как их дом находится именно на этом этаже. Ну что ж... Вперед и только вперед. Вверх. До дрожи. До боли в венах. Эти мерзавки всегда протестуют. В моменты сильных простуд или вирусов кажется, что по ним разлит горящий бензин, болезнь внушает это воспаленному мозгу посредством странных сновидений или бреда наяву, когда зрак расширен до невозможности, а цвета и звуки слишком агрессивны для органов чувств, как соль для раны. Кажется, что вены плавятся от температуры, но какой-то участок мозга понимает, что это не так, и это держит в относительно спокойном состоянии рассудка. Самое время отпустить уздцы контроля мыслей и дать им свободу. Подсознание ответит на все актуальные вопросы, пусть и метафорой – задача в том, чтобы верно расшифровать полученный символ. Символ – самая субъективная вещь в этом мире.