Лисица-оборотень

1. Праздник в доме барона

Брат вышел из повозки и подал мне руку.

- Спину ровнее, ты сюда не развлекаться приехала, - мать больно щёлкнула веером между лопаток, когда я повернулась к ней спиной и поставила ногу на ступеньку, чтобы выйти из повозки.

Я тряхнула копной рыжих волос, но смолчала.

Дом барона располагался на вершине холма, одно стороной накренившегося крутым берегом над рекой, а другой стороной плавно спускающийся в густой лес.

Можно было дойти пешком, как мы с мамой и братом иногда делали. Праздник устраивали каждый раз в честь караванщиков. Последний караван пришёл три дня назад. Местная знать получала возможность пообщаться с иноземцами, заключить сделки, наладить связи. Барон – показать, что деревня у него под контролем и блеснуть изобилием. Все в округе должны знать, что наша деревня – богата. Все должны стремиться дружить с нами.

Но сегодня особый праздник – вернулся после десяти лет отсутствия старший сын барона. Только этим утром прибыл с небольшим лагерем – пронесся по центральной улице на гнедом коне.

И мать почувствовала шанс «сбыть» меня подороже. В конце концов задача женщины – привлечь самого богатого и властного мужчину, из женихов нашей деревни. И пока мать строила коварные планы, и плела кружева из уз крови, я просто хотела хорошо провести время на празднике.

На мне и матери – синие платья из плотного муслина. Ткань необычная – единственная в своём роде: плотная, держащая фигуру и в то же время нежная. Матовая, как и положена муслину, но переливающаяся, даже, скорее, мерцающая, при определенном падении света. Ткань обладала то ли особым оттенком, то ли особой текстурой – смотреть на неё было наслаждением для глаз. Взгляд останавливался и словно проваливался в мякоть ткани. И на душе становилось хорошо. Может дело в глубине оттенка, может в особом свойстве матовости. Один обрез стоит целое состояние. Ещё год назад нашей семье такая роскошь была не по карману. Но теперь мы можем себе позволить это богатство, и мать кичится. Каждый праздник в честь прибытия каравана наряжаемся в синие платья и притягиваем взгляды. Так что сегодня, помимо невесты на выданье я буду ещё и витриной для маминых переговоров с караванщиками. Дома – целый сундук синих отрезов. Самое время торговать и богатеть.

Сегодня, когда мы собирались на праздник, мама зашла ко мне, стала бережно расправлять рыжие локоны, раскладывать по плечам, чтобы они лучше подчеркивали красоту ткани. Мои рыжие волосы выгодно оттеняли ткань – как будто помещая сокровище в достойную золотую оправу. Заметив секущиеся кончики, мать подняла на меня возмущенный гневный взгляд. Иногда мне кажется, что она считает моё тело – своей собственностью, странным продолжением себя самой. А мои разум и волю – паразитами, препятствующими ей распоряжаться юным телом, считай, дорогой собственностью.

Эти мысли мелькают не часто. И, в отличии от многих моих ровесниц, чурающихся зла, старающихся отогнать и сгладить подобные мысли, я просто фиксирую их для себя и до поры до времени кладу на полочку внутри своего разума. Жизнь или подтвердит, или опровергнет мои догадки. К чему торопиться? Подождем фактов.

На этот раз сцены удалось избежать. Мать воровато глянула по сторонам и, приметив распахнутое окно, решила не привлекать негативного внимания к нашему семейству. Она любовно погладила синюю ткань и покинула комнату. Мы были готовы выезжать.

Ради этих синих тряпок, ну а по маминой версии – ради счастья и благополучия дочери – моей старшей сестры и будущих внуков, восемь месяцев назад мать выдала сестру замуж за герцога Синеборода, единственного производителя загадочной синей ткани – владельца секрета производства. Я видела его только однажды – в день свадьбы. Мрачный крупный мужчина, похожий на медведя настоял на скромной семейной церемонии – быстрой и немноголюдной. Барон, глава нашей деревни, благословил молодоженов прямо в своём саду, утвердил соответствующие документы. Синебород сгрёб мою сестру в охапку, грубо поцеловал – мне казалась он как дикое животное не целует, а треплет-терзает её голову, ухватывает зубами её губы. После церемонии, которая не продлилась и четверти часа – застолье. Жених не проронил ни слова, жадно ел мясо, терзая его на тот же манер, что и мою сестру во время поцелуя. Откушав, и не дав доесть моей сестре, быстро погрузился и отбыл в свои владения. Им предстояло три дня пути. И накануне, и во время свадьбы, мы с сестрой плакали. А мать все заискивающе стелилась перед новообретенным родственником и приговаривала:

- Слёзы счастья, мой господин! Барышни нынче пошли чувствительные. Это слёзы счастья. Мы так счастливы.

Синебород - многократный вдовец, чья борода посинела, как поговаривали, от той же краски, в которой он вымачивал свои изумительные ткани.

- Ты её погубила! – воскликнула я, стоило моей сестре, моей любимой Агате покинуть дом. – У него не жёны – мертвецы!

Но мать легкомысленно махнула рукой, мол девицы малосольные пошли – от любого сквозняка мрут как мухи. И добавила гордо:

- Моя Агата господина Синеборода не подведёт!

Так что теперь вместе с письмами сестры герцог Синяя Борода отправлял нам отрезы дорогой ткани.

Старшая сестра пристроена. Черед младшей – то есть мой.

Сегодня я должна была произвести фурор и, по маминой задумке, сразить сына барона – не зря она так обхаживала их семейство.

- Святые небеса, соберись! – мать выскочила из повозки вслед за мной, бросила на меня рассерженный взгляд, подобрала подолы и пошла впереди. Брат легко подхватил меня под руку, заговорчески подмигнул:

- Она, любя, - шепнул он.

Мой брат Крис – человек-солнце, лёгкий и добрый. Он всегда умел меня успокоить и развеселить. Я посмотрела на него и на душе сразу стало легче. Иногда, я думала, как у нашей матери, могли родится три таких славных ребенка как мы: Агата, Крис и я.

Конечно, мать любила нас. Как хозяйка любит грузди, которые закатывает в бочку. Или клубнику на грядке. Она взращивала нас и теперь хотела получить и высокую оценку труда – признание – она то вон какой знатный урожай из детей собрала. И деньги – богатого жениха для меня. И состоятельную супругу для брата.