Лисий приговор

Лисий приговор

Приговор.

Он брёл сквозь тенистый, древний лес, куда не советуют соваться повидавшие немало старики. Его руки до крови оцарапывали шипы увядавшего шиповника, а в подошву прохудившихся сапог то и дело с наслаждением впивались камни, острее заточенных мечей. Над головой клубились грозовые тучи, корча страшные гримасы, а с высоких, поднебесных крон сыпалась ломкая листва. При каждом его шаге насмешливое эхо разносило хруст ветвей, пугая и заставляя угольных ворон вздыматься с ярым криком к небу.

«Ещё раз упущу негодную зверюгу, – думал он, идя по следу алых капель, похожих на ягодки поспевшей рябины, – пощады от отца ждать мне не придётся… А ведь негоже в лес соваться, да ещё в такой недобрый вечер… Как бы на пути не встретилось чего-нибудь. Благо, хоть не ночь… – Вдруг он одёрнулся и мысленно дал себе пощёчину. – Да что ж я, в самом деле! Как деревенская старуха причитаю. Нет здесь никого, опричь диких тварей. Но на то я и охотник, чтоб этим самым тварям указывать их истинное место. Но всё же, ежели что, а постоять я за себя всегда сумею… – Он перекинул ружье на правое плечо, словно предупреждая всех зримых и незримых, чтоб не смели подходить к нему. – Ох уж эта образина! Будь проклято рыжее племя! Поскорее бы отыскать этого прохвоста, свернуть шею и отправиться восвояси. А из мягкой шкурки сошью шапку. А может быть и на рукавички хватит. Я б тогда их подарил толстухе Бетти…»

Так и шёл он – освещая тёмную тропу заветными мечтами и прогоняя собственные страхи разговором не о чём.

Но вдруг, кровь убегающего зверька поглотила стылая земля. А не умолкавшие вороны замолчали, словно мертвецы. Ломаные, извивающиеся ветви гордых древ, дрожа от осенних холодов, стянули небо. Вмиг лесную чащу окутала колючая шаль тьмы.

Путник насторожено огляделся, не смея верить глазам своим. Из кустов дикого шиповника и ежевики на него взирали десятки, а то и сотни жёлтых, красных и лиловых глаз. Толстые коренья покинули своё пристанище, выбравшись из-под мягкого покрова мха. Они тянулись и змеились, извивались и крутились, разрушали и крошили всё, что смело встать на их пути. Они тянулись прямо к гостю, что посмел нарушить их блаженное спокойствие, длившиеся уже не первый век. И не второй…

Выронив отцовское ружьё, парень побежал. Перед ним стояла незримая стена из ветра, тьмы и насмешливо пьянящего запаха сонных трав. Он мчался, слепа веря, что ему удастся скрыться от суровых стражей леса. Но с каждым жалким мигом, что казался целой жизнью, из сырой земли, подобно змеям, выползали корни. Они хлестали его по спине, оставляя глубокие следы. Рвали его длинный, испачканный землёй плащ, превращая в жалкие лохмотья. Они пытались дотянуться, обвить его горло, а после утянуть вслед за собой…

Над головой кружили совы и нетопыри, изредка задевая когтистыми лапами его слипшиеся, от быстрой беготни, волосы и плечи.

Но он не смел сдаваться! Он бежал, стирая ноги в кровь, испепеляя лёгкие и сердце смрадным запахом мяты и болот. В голове кружился ветер, злобно завывая. А глаза пленил туман.

«Будто страшный сон в приступе лихорадки! Будто страшный сон…»

***

Очнулся он, лежа в густой траве. Ноги неистово гудели, да и руки крутило так, будто накануне парнишка сразился со стадом разъярённых кабанов. Он насторожено огляделся, боясь увидеть свой ночной кошмар воплоти. Но ничего вокруг не казалось слишком уж враждебным. Обычные деревья, по которым скачут огненные белки. Обычные кусты, за колючими ветвями которых мирно пощипывают травку чёрные кролики. В ничем непримечательных корнях вековых кленов, дубов и ёлок пригрелись рыжие ужи. Лес напоминал: устало дремлющего у жаркого огня старика. Безобидный, безмятежный, кроткий и слепой, как крот.

Осмелев немного, путник поднялся на ноги.

«Беги… Беги скорее!» – звучали в голове его слова. И он с великой радостью готов был мчаться без единой передышки до родимого села, до старенького дома… Где отец, наверное, его уже совсем заждался.

Но едва он сделал шаг, под ногами очутилось что-то мягкое, пушистое, что-то ещё тёплое. Парень опустил глаза и вмиг забыл про все невзгоды и печали. На земле бездыханно лежал лисёнок. Тот самый за которым он гнался из самого села. Вот и лапка, попавшая в капкан, истекала алой кровью, указывая лиходею путь.

– Эх, жаль... – Вздохнул он в голос. – С этого облезлого щенка и одной рукавички не будет. Ох и тощий! Да у нас в хлеву и крысы, те потолще будут. Вот уж, видать под несчастной я звездой на свет родился.

И ещё раз тяжело вздохнув, парень поспешил забрать свою жалкую добычу. Но не успел он схватить и повесить рыжего лисёнка на свой пояс, над ним вдруг выросла громаднейшая, заслоняющая свет луны тень. Он недовольно поднял голову и в тот же миг из рук его выпала холодеющая тушка, а глаза испуганно округлились.

В лесном сумраке гордо, не склоняя тяжёлой головы стоял кошмар его прошедших детских лет. Огромный лис, в пурпурном балахоне. Изодранный веками плащ ниспадал с его широких плеч, укрывая промозглый покров земли. В тонких лапах он держал древесный посох, по всей длине которого искусными руками мастера были выструганы разнообразные истории.

Вот ветхий фургончик странствующего фокусника едет по просёлочной дороге, постепенно растекаясь молочным туманом по окрестным землям. А чуть поодаль примостилась высокая башня, из которой падает растрёпанная девочка в объятия тернового цветника. Ещё дальше – три незрячих крысолова ходят в бессчётный раз по кругу, вынюхивая длинными носами свою шуструю добычу…

Много разных историй хранил древний, как полночь, посох. Всех и не разглядеть.

Но парень и не хотел их рассматривать. Он уже знал кто перед ним… Усмехается улыбкой, что подобна оскалу обезумевшего зверя, готового в любой момент кинутся и растерзать врага.