Лита

Лита

Гроза уходила. Она еще рокотала над заливом, но в городе остался только мелкий теплый дождь да глубокие лужи. Мохнатые тучи низко бежали по небу. В синеватых сумерках мягко зажигались фонари и окна. С высоты холма открывался видом на гавань. Дальше улица круто уходила вниз и терялась за поворотом. Дед притормозил. Колеса послушно замедлили вращение, а пассажиры понизили голоса, они словно уловили лирическое настроение старого трамвая. А может и правда уловили? Было в этом вечере что-то особенное, волшебное.

 - Приве-ет!

Раскатистое треньканье Юнца, поднимавшегося навстречу, разрушило всю магию. Юнец сошел с конвейера совсем недавно, в депо шутили, что сбежал. Он еще не имел чувства такта. Носился по городу, как щенок за автомобилями. Подкрадывался к птицам, пугал их звонкой трелью. И, конечно, громко здоровался каждый раз с каждым трамваем, которого встречал на своем пути. У многих сдавали нервы после десятого раза и они уезжали работать на другие линии, но Дед был не такой. Он лишь ворчал и высекал искры из мокрых рельсов. С молодежью всегда тяжело, но если ее не воспитывать, лучше не станет.

Старый трамвай задребезжал на стыке рельсов, потом глянул вниз, в темные грязные лужи и на двух прохожих, которые бежали по делам закутавшись в плащи.

 - Здорово, - проскрипел Дед и набрал ход.

Спустившись к гавани, он снова замедлил бег, но волшебство не вернулось. Досада и утрата взяли верх. По-старчески поскрипывая деревянной обшивкой, Дед выехал на портовую, остановился и зашипел дверями, выпуская пассажиров. Те засуетились и побежали в разные стороны. Снова подул ветер, бросая в стекла водную пыль. Трамвай смахнул ее дворниками.

До депо оставалось три остановки. В салоне два пассажира. “Стоит ли торопиться”? - подумал Дед, шамкнул дверью и покатил дальше. За Портовой была Канатная. За ней Рыбацкий переулок. Салон опустел. Опустело и в душе трамвая. Нужно было погасить огни и катить в депо, где, наверняка, Старуха уже завела свои сплетни с рыночной площади. Она все время каких-то бабок возила: то торговок семечками, то бакалейщиц. Дед снова вздохнул. Нужно гасить свет, нужно ехать. Но тут, из темноты переулка выскочила девочка, а за ней щенок. Оба мокрые и взъерошенные. Девочка оглянулась и влетела в салон трамвая. Босые ноги зашлепали по холодному полу. Четыре когтистые лапки процокали рядом. Девочка рухнула на лавку и уткнулась носом в перепачканные колени. Щенок лег рядом. С обоих стекала грязная вода, словно не в грозу они попали, а в старый городской пруд. У Деда внутри заныло. Потянуло тормоза, где-то пробило конденсатор. “Достоялся,” - подумал он и собрался было выгнать неряху, но вместо этого закрыл двери и тихо покатил дальше. А потом моргнул, погасил свет, позволив сумеркам поглотить его.

***

Вечер превратился в густую весеннюю ночь. Многие уже дремали, когда Дед, стараясь не стучать на стрелках, прокрался на свое место у кирпичного забора, поросшего молодыми деревцами.

 - Загулял, Дедок, - тихо тренькнул Бывалый. - Эх, помнишь, какие рассветы были? Как до утра девиц катали?

Дед промолчал.

 - Помнишь?

Дед снова промолчал.

 - Ты чего? Случилось что?

 - Отстань. Устал я.

 - Да ты чего? Совсем отсырел?

 - Отсырел-отсырел, - в глубине депо тренькнул Юнец. - Совсем мозги замкнуло. Опять искрил на холме. Сам видел. Пора ему уже…

 - А ты куда лезешь, еще колодки не сточил, а все туда же! - цыкнула Старуха.

***

Сторож дремал в своей будке у ворот. Он был немолод, но и не стар. Его пегие волосы еще рассекали черные пряди, а морщины почти не тронули лицо. Они стыдливо столпились в уголках губ и глаз.

Сторож спал чутко. Он слышал, как мимо, без света проехал кто-то из стариков, поскрипывая деревянным корпусом. Кто-то тренькнул в глубине депо... Потом еще... и вскоре гвалт протяжных и коротких трелей разрезал ночь. Подхватив лампу Сторож двинулся на обход. Увидев его, трамваи умолкли, с любопытством отсвечивая фонарями.

Сторож дошел до Деда. Тот еще не успел остыть после дороги.

 - Вернулся? - спросил мужчина.

 - Да, - вздохнул Дед.

 - Что как поздно?

Старый трамвай замялся.

 - Что у тебя? Говори.

Дед помолчал, потом медленно открыл переднюю дверь и зажег над ней тусклый аварийный свет.

 - Вот.

У противоположной стены кто-то съежился на лавке. Тонкие худенькие ножки да лохматая голова.

 - Иди сюда, - позвал Сторож.

Голова дрогнула и разделилась. “Что за бред?” - подумал мужчина, а через секунду понял. К нему бежал щенок. Псинка завиляла хвостиком, встав на верхней ступеньке. Сторож протянул рук и взял ее. Кроха принялась лизать пальцы. Мужчина ухмыльнулся и поднялся в салон. Он присел на лавку напротив девочки.

 - Я Август, - сказал он. - Местный сторож. А тебя как зовут?

Девочка подняла голову. На худом бледном в свете фонаря лице темнели два глаза.

 - Л-лита, - прошептала она с трудом.

Девочку била крупная дрожь.

 - Пойдем, Лита. Ты вся промокла, а ночью тут будет еще холоднее.

Девочка снова спрятала лицо в колени и обхватила их руками.

- Простынешь. Пошли.

Она помотала головой.

 - У меня в сторожке есть чай и бутерброды.

Девочка сжала пальчики еще крепче.

 - Пошли. Хватит смущать трамваи. Не выспятся - с рельсов сойдут и все из-за тебя.

 - А они правда живые?

Лита чуть подняла голову, так что между спутанными волоса и руками теперь виднелись глаза.

 - Конечно, - фыркнул Август. - Вот его, - мужчина погладил полированную скамью, - зовут Дед. Он тут один из немногих, кто помнит, когда основали депо. Всю жизнь девятым номером пашет. Другие уже весь город исколесили, а он так и ездит вдоль гавани в Крепость и обратно. Сколько его не уговаривал, ничего слушать не хочет. Эй, Дед, правду я говорю?