Литерный "А": ставка на жизнь

Глава 1 Марита

Первое и важнейшее качество женщины — кроткость.

Жан Жак Руссо

– Да что там такое, в конце концов! – Валентин шваркнул ладонью по рулю и разразился отборной бранью, пожелав водителям теснившихся впереди машин убираться с дороги к такой-то матери.

– Тихо ты, раскричался, – шикнула на мужа Марита, осторожно убирая со лба мирно сопевшей дочери непокорную прядь. – Не видишь, дети спят.

– Представь себе, вижу. Но мы уже битый час здесь стоим, бензин палим. Если так дальше пойдёт, возвращаться будем ночью. А мне завтра рано на работу, это ты дома отсыпаться будешь. – Взгляды супругов схлестнулись в зеркале заднего вида.

– Отсыпаться? Ну да…– обиженно протянула Марита, однако спорить не стала.

С тех пор как Валя потерял мастерскую, мужа будто подменили. Нервный стал и склочный. Можно понять. Пашет теперь на хозяина, а денег едва хватает на то, чтобы выплачивать долги за прогоревший бизнес и кое-как сводить концы с концами.

Всюду плати, детей двое, третий в животе. Об этом Марита даже заикаться боится пока. Муж придёт в ярость. Будто она виновата, что противозачаточные средства не помогают. Она уже и по поводу аборта с врачом договориться успела, но в назначенный день слегла с температурой.

Во второй раз назначать процедуру не стала – знала, что не пойдёт. Ведь там сыночек… Живой! Ещё знала, что третьего ребенка их расползающийся по швам семейный бюджет не выдержит. Всё знала и ни на что не могла решиться. Хоть криком кричи третий месяц подряд. Хорошо, что крыша над головой есть. Спасибо родителям – оставили квартиру, переехали доживать свой век в загородный дом.

– Похоже, этот твой Тимофей оказался прав. Не надо было нам сегодня ехать, – вновь прервал молчание муж.

– Тимка? Он что, приходил?! – вскинулась Марита.

– Угу, вчера вечером, когда ты Мишку купала. Глаза бешеные, волосы дыбом – чистый псих. – Муж обернулся, скорчил кислую мину. – Тебя звал. Я сказал, что ты занята, а он говорит: «Не нужно вам завтра к родителям ехать, передайте Марите – это важно». Вообще не пойму, зачем ты ему про поездку к родителям растрепала. Тоже мне, брат родной нашелся.

– Господи, Валя, ну почему ты мне не сказал? – внутренне сжалась Марита. – Между прочим, я Тимке про нашу поездку вообще ничего не говорила. Давно с ним не разговаривала, здоровалась только, – и добавила тише. – Но, если он предупредил, что-то плохое может случиться.

– Ага, случится, как же. Ведь нас сам Дельфийский оракул упредил. Ты видела, как он жрёт тебя глазами?! – повысил голос Валентин.

– Нашел к кому ревновать… – буркнула в ответ Марита.

– Ма-а-а, – встрепенулась прикорнувшая на её коленях Алёнка, повернулась на другой бок и вновь засопела.

– Так, ладно. – Ни в чём не повинный руль опять получил оплеуху.

Муж выбрался из машины, впустив полуденный зной в охлаждённую кабину, злобно хлопнул дверью, закурил.

Как он не поймёт, что Тимка просто друг, причём давний. В школе педагоги сулили парню блестящее будущее. Ещё бы – сложные математические задачи Тимка щёлкал, как семечки, мог пересказать наизусть параграф из любого учебника, не говоря уже о стихах. Одним словом – уникум.

Едва тянувшейся на тройки Марите приходилось зубрить стихотворения часами. Даром, что профессорская дочка. Всё равно сбивалась, если к доске вызывали, смущалась, заливалась краской. В остальном выручало соседство с Тимкой – с третьего класса за одной партой сидели. Малый он был тихий и добрый, достижениями не кичился, давал списывать домашние задания, и контрольные работы частенько решал за неё. Они вместе ходили в школу и возвращались домой, ведь жили на одной лестничной клетке.

Бывало, идут, Тимка увлечённо пересказывает полюбившуюся книгу, и вдруг остановится, осечется на полуслове, потом скажет:

– А ты завтра в школу проспишь.

– Неправда, завтра на первом уроке диктант, – удивится Марита. – Я будильник поставлю.

– Лучше десять поставь, – хитро ухмыльнется Тимоха.

После чего Марита смиренно кивнет, заберет у Тимки портфель и уйдет, зная, что точно проспит назавтра.

Однажды по дороге из школы Тимка резко остановился. Долго всматривался внутрь себя, потом сказал:

– Любовь Тимофеевну жалко, – и больше до самого дома не проронил ни словечка.

Любовь Тимофеевну, их учительницу английского, спустя неделю нашли мёртвой на городской свалке. Мама рассказала об этом, вернувшись с работы.

Марита выскочила из-за стола, забыв про недоделанные уроки, пулей пронеслась мимо застывшей в изумлении матери, выбежала на лестничную клетку и постучала в соседскую дверь.

Тимка открыл, да как глянет – все вопросы в горле застряли.

Марита ухватилась за косяк, изобразила натянутую улыбку, проговорила:

– Сочинение по Достоевскому написать помоги, я эту "Преступлению с наказанием" прочитать не могу. Засыпаю на первой странице.

– Пошли, – кивнул Тимка. – Только кривляться не надо. Фёдор Михайлович, он – глыба.

Маме про Тимкины странности Марита не сообщала, мало что родительница запретила ей дружить с Иришкой из соседнего дома только потому, что девочка слишком модно и дорого одета.