Лондвисс для Марты

VIII. Одна упорная мышь

VIII. Одна упорная мышь

Мои новые знакомцы гомонили до тех пор, пока в комнату не ворвалась Бесли.

– Молчать! – рявкнула она. – Чег-г-го орем? Чег-г-го нарываемся?!

Все мигом показушно заткнули свои рты кулаками. Я, увы, осталась стоять, разинув рот от неожиданности. Не иначе как мою смекалку сбил с толку недавний нестройный шум!

Бесли подскочила ко мне. Я тупо уставилась: где же теткины уши? Но седые лохмы надежно прикрывали отсутствие или наличие розовых ходоков.

– Чег-г-го пялишься? Чег-г-го хошь? – загоготала надзирательница. – Держи г-г-глаза вниз, прячь г-г-гордыню!

Я моментально стала «держать глаза вниз». Но внутренне усмехнулась: «Похоже, и этой злыдне живется в Крове несладко! Кто-то ее взвинтил! Скорее всего – чумовой доктор!»

– Не орите на девочку, Бесли! Молоденькая же она совсем! Жалко, поди! – внезапно пробасил толстяк. – У нее же и так, у бедняжки, – кровушка тухлая!

Я осторожненько подняла глаза. Исподлобья наблюдая сценку с толстяком, я прикусила губы, чтобы сдержать гнев и не вмешаться.

Ведь после слов «кровушка тухлая» Бесли буквально взорвалась от злости.

– Кто донес?! – завопила она. – Кто не в свои дела нос сунул? Кто сплетни разносит? Кто репу-репу... Й-ё, чтоб!.. Кто престиж нашего Крова подрывает?!

Как оказалось, жертвам запрещалось понимать, что они – жертвы.

Минуты три длился визгливый допрос. Бесли хватала за шкирку и трясла всех поочередно.

Разумеется, никто не сознался в своей виновности в краже, а также – в утечке и растечке по Крову секретной информации.

Бесли, угрюмо сопя, хлопнула в ладоши – дверца ближайшего шкафа открылась, оттуда вылетела короткохвостая плетка. Ухватив ее за рукоятку, Бесли стеганула толстого прямо по лицу. Он взвыл.

– Молчи, урод! – кричала бестия, нанося удары. – Чтобы все вы тут языки себе сами пооткусывали! А то еще мне возиться после – отрезать! Й-ё, чтоб!..

Толстый заслонял лицо руками – злыдня хлестала его со всей силы, кровь уже лилась.

– Что всё-то – по морде да по морде! – хрипло пролаял высокий парень с черными вихрами, вздыбленными надо лбом.

– Каши хочешь, Тратор?! – загадочно и зловеще спросила Бесли. – Три дня на каше, а?!

Парень нырнул за ширму.

Отшвырнув плеть – та тут же зазмеилась на прежнее место в шкафу, – Бесли заявила уже менее злобно:

– Всем – наукой! И тихо тут! Скоро обед!

И удалилась прочь на своем невидимом колышке-телотаскателе...

Две девочки – лет десяти на вид – прикатили зеленую каталку. На подобных каталках людей возят в операционную. Или трупы – в морг. Но на той красовались подносы, уставленные плошками и чашками. Четыре подноса; десять плошек, десять чашек. Один комплект посуды – лишний. Или кто-то опаздывает...

От еды приятно веяло густым мясным духом.

Все мы разобрали порции, уселись за разные столы. Широкая комната позволяла нам не кучковаться и кушать на просторе.

Даже вихрастый парень, к моему тайному удивлению, устроился подальше от побитого толстяка. Видимо, я ошиблась, предположив, что эти двое – закадычные друзья.

Уплетая тушеную картошку с мясом – очень горячую, сочную, сытную, – я краем глаза заметила нечто серенькое, шустро прошмыгнувшее справа от моего стула.

Инстинктивно поджав ноги, я продолжала жевать. Ну, мышь – и мышь! По сравнению со всем остальным – невелика проблема!..

Запив обед несладким чаем, зачем-то загодя испорченным холодным молоком, я засомневалась: стоит ли губить вышитую лиловыми фиалками белую салфетку из мягкой ткани?

Жертвы безжалостно утирали такими же салфетками свои губы, носы, а толстяк – еще и сочившуюся кровь. Я вздохнула – и примкнула к числу психов, портивших прекрасное рукоделье.

Серенькая мышка – довольно упитанная, кстати сказать, – вылезла из-под дальнего шкафа и неспешно поползла в мою сторону. Вроде как – на пути обратно!

Ну, одно дело, когда что-то заразное прошмыгнет быстренько мимо – и всё. Другое дело, когда оно медленно прет прямо на тебя, нагло задрав головку и адски блестя красными глазками!

Я взвизгнула. И забралась с ногами на стул.

Но потом не сдержалась – схватила ближайшую жестяную плошку, спрыгнула на пол и стала нещадно лупить мышь.

– Во дает! – прохрипел парень. – Эй, Марта! Не прибьешь! Бесполезно!

Я распрямилась. Мне запоздало стало жаль мою жертву.

Но серая «жертва», как ни в чем не бывало, топала себе дальше – под мой стул, через половину зала, к дальней ширме!

Растерявшись, я мешком осела на стул.

Толстяк, прикрывая лицо салфеткой, подошел ко мне и бухнулся рядом, едва не сломав свой стул. Тратор, лохматя вихры мощной ладонью, приблизился и встал подле нас.

– Смотри на часы, тупица! – пролаял он резко. И ткнул большим пальцем левой ручищи себе за спину.

Там, на комоде, всунутом в простенок меж окнами, тикали старинные часы – эдакий коричнево-красный столб с элегантным циферблатом в золотых завитушках.

Тратор выразительно хмыкнул:

– Ровно в два – опять!

Толстый подхрюкнул. Остальные шесть едоков допили чай и уставились на нас со своих отдаленных мест.

На пару минут в зале зависла гнетущая тишина. Но вот, часы негромко пробили два раза. И в тот же миг затишье нарушил шорох. Спустя секунды из-под ширмы, куда до этого спряталась мышь, вновь выступила Ее Величество Серость – и неторопливо направилась к моему стулу, а затем и к шкафу.